Ровные,
совершенно седые волосы до плеч, лицо
полностью выкрашено в плотный чёрный цвет, глаз не видно.Лёгкая, прозрачная ткань платья струится чёрными волнами от
каждого движения, и совершенно белые руки с яркой алой полосой,
начинающейся от указательного пальца и уходящей под
широкий рукав. Она кружилась в завораживающем танце перед
троном Лексия, так сильно изгибалась во все стороны, что Калину
иногда казалось - сломается!Тонкие длинные руки,
выписывающие невероятно пластичные движения, походили на двух
совершенно нетрезвых змей.
«И как она только не путается в своих одеждах» -
думал мальчик, стоя по правую руку от вождя, рядом с Хузаром,
который не оставлял юного воина без присмотра ни на миг.
После того, как Калин лишился чувств в святилище,
Хузар решил – случись мальчишке умереть раньше времени, то и ему
головы не уберечь. Лексий не простит такой оплошности. Нарушить
планы вождя – считай, подписать себе смертный приговор.
Умирать Хузар не собирался, тем более из-за какого-то сопляка.
Принеся его в своё скромное жилище, воин, позвав служанку, приказал
принести бульона из крыс с накрошенной туда хлебной лепёшкой.
Стоило влить немного пищи в рот мальчишки, как он очнулся и уже сам
жадно опустошил всю плошку.
- Что это? – облизывая губы, поинтересовался Калин и
с подозрением уставился на пустую посуду.
- Просто крыса, – Хузар с сожалением
усмехнулся.
Столько времени морить голодом пацана, и
всё зря. Теперь на свадебном пиру он точно не притронется к мясу
поверженных им же соплеменников. Ну ничего, после брачной ночи он
больше не в ответе за нового родича. Пусть сам Лексий довершает
обряд принятия. Подпил зубов обычно делают сразу после первого
узора, но так как мальчик не ел мяса, ему не вправе были довершить
обряд, и отложили эту процедуру на потом.
Девушка в чёрном всё кружилась и кружилась под
ритмичные звуки барабанов, а на каменный стол выставляли золотые
блюда с кусками мяса и кувшины с напитками. Шаман со своими
помощниками готовили новые узоры на полу для свадебного ритуала,
собирали арку, украшали её большими белыми цветами. На дверях у
выхода стояли два
постовых. К одному из них подбежал взволнованный
«абориген» и, что-то сказав, тут же удалился. Глаза постового резко
расширились. Он поспешил к Правителю. Упав перед ним на колено,
вымолвил с замиранием дыхания: