Ей невозможно было отказать под неведомым влиянием сей дамы – но почти все чурались с ней всяких дел иметь. А потому и запирались в комнатах своих; двери вручную лишь прикрытые ее не останавливали. Она могла и заглянуть, и постучать легко и в такт мелодии знакомой каждому и очень хорошо пальцами по косяку, и пошептать зловеще и приторно-сладко для большей острастки.
Но хоть какой-то мало-мальски заметный человеческий контакт был установлен у нее с той самый барышней самых цветущих юных лет, которую звали Элеона.
Всегда и во всем была замешана – но всегда и во всем оставалась чиста и невинна.
Она говорила правду, лукавя – и в том, может быть, наверняка, и состоял секрет ее обходимости и неприкасаемости, и потому, вероятно, вокруг нее и на ней же самой и были завязаны следы каждого из сокрытых в стенах этих белокаменных артефактов.
Она ничем не ручалась и ничего не была должна. Не оправдывалась ни перед кем и никогда, и не звала на помощь, и за советом ни к кому не обращалась – и попусту улыбалась. Неизменно, честно – от души – без причины улыбалась.
Казалось, была она все время в каком-то забытьи. И было в ней что-то очаровательно прекрасное, и было что-то, что понять давало – совершеннейший ребенок.
Во всех отношениях между обитателями этого дома белокаменного была одна черта, что их отождествляла с самыми святыми и неприкосновенными, непоколебимыми и нерушимыми ничем, ни в коей мере и даже спустя много, много лет. В черте той выражалось все их благородство друг к другу обращенное в самой простоте их взаимоотношений и отсутствии навязчивый вопросов, поучений и непозволительного выражения недопонимания своего собеседника, соседа своего.
В том было особое искреннее чувство привязанности эдакой, которая не терпит посягательств или каких-либо причин; которой не нужна навязчивость в поддержку и нет необходимости с глаз долой гонять друг друга – иногда – и снова, и еще раз, и еще много, много раз.
Они семьей были без всяких обязательств, чаще всего не зная друг о друге ровным счетом ничего – и ничего не спрашивая; но, тем не менее, в холодных стенах дома белокаменного всегда было светло, тепло и уютно – при них, при всех этих гостях; таких гостях, которых пожелать только и остается каждому хозяину дома своего. Которую остается только пожелать – и желание то сделать вновь и вновь не дает смолчать мио проходящему стороннему наблюдателю, которого пока что, на данный момент, в стенах белокаменных ничто не может задержать; до поры до времени.