Меня не ранило
и не убило в мясорубке той.
Нет, был не в Праге – в Братиславе я,
бродил, как призрак неприкаянный.
Меня нисколько не прославили, —
наоборот, вконец охаяли.
Но мне не надо вовсе звонкости —
всё это кажется пародией.
Я не вникал в то время в тонкости —
я верен был любимой Родине.
Мне много лет. Не скроешь пудрою
морщин. Покрылись мы сединами.
Но ничего нет в мире мудрого,
чем жить нам всем семьёй единою.
Мысль эта вовсе не порочная,
она давно не мною пущена.
Ведь если даже смерть пророчится,
она – за светлое грядущее.
Забудем все обиды мелкие,
когда беда нам в двери стукнула.
Но как одной измерить меркою
то, что на грани недоступного?
* * *
М.М.
Сядем молча за прибранный стол,
выпьем сразу не граммов по сто,
а, как в том азиатском бедламе,
по стакану за тех, кто ушёл,
кто не сел с нами нынче за стол,
но кто вечно останется с нами.
Быстро наши редеют ряды.
Что есть жизнь? Это вьющийся дым,
он обманет, как первые жёны,
не прибавит здоровья и сил,
и всё то, что в душе сохранил,
измочалит, как мельничный жёрнов.
Наливай же ещё и ещё,
чтобы затхоль и бедность хрущоб
мы забыли на время хотя бы.
Наши помыслы были чисты,
но вели к ним другие мосты
и не встретился с нами Хоттабыч.
А теперь… Что поделать теперь?
Впрочем, я не такое стерпел,
да и ты. Что об этом талдычить?
Потому-то и жизнь не пряма,
потому и приходит зима,
как охотник, что в поиске дичи.
Со мной навсегда
* * *
Коснёшься встревоженных клавиш —
и словно окутает дым.
Об этом словами не скажешь:
лишь музыкой мир объясним.
Но только откуда тревога
приходит опять и опять?
Как это безумно! Как много!
Как можно такое понять?!
* * *
На мгновенье забудь, что наш век суетлив,
что в прихожей не выключил свет, уходя, —
и услышишь давно позабытый мотив,
что сентябрь подбирает на скрипке дождя.
И услышишь, как листья поют, и остуд
не боятся. Не бойся и ты, оглядись —
и забудешь свой угол и сытый уют,
и душа устремится в рассветную высь.
И она воспарит над кленовою хной
и над ветром, что пыль водяную несёт.
Пусть в тот миг будет править твоею страной
эта музыка непостижимых высот.
* * *
Травой запахнет и весной,
и эта музыка – она,
как яблонь цвет, как шум лесной,
как море – светлая до дна.
И канделябры на стене поют,
и зал, что пустовал,
и вихри праздничных теней,
как фавны, пляшут по столам.
Я ожидал тепла давно,
я слышу снова шум ветвей.