– А что ты делаешь здесь, голубок? – Он всех офицеров называл голубками, помнил всех пофамильно и, не ожидая ответа, продолжал басить: – Ты же, Кекух, должен убыть в командировку, а ну, садись, – уже с раздражением произнес командир полка и пропустил Ивана на заднее сиденье.
В дороге он молчал, видимо, при водителе не хотел устраивать разнос Ивану. Только выехали за городок, как эмка вильнула вправо и остановилась.
– Что там у тебя еще? – повернув голову в сторону водителя, басил командир. Оказалось, пробито переднее колесо. Пока его меняли на запасное, а оно оказалось ненакачанным, пока насосом водитель и Иван поочередно накачали его, командированные убыли с аэродрома. Командир был зол, он хотел произнести напутственное слово перед отбытием молодых офицеров, а сделал это комиссар полка. Он уже собирался устроить разнос Ивану, но все увидели, как, поднимая пыль, в их сторону едет легковая машина. Командир полка надел фуражку, поправил гимнастерку и шагнул навстречу приближающейся машине. Оказалось, это директор местного авиационного завода приехал просить о помощи, ему требовался срочно летчик. Так и решилась тогда судьба Ивана, поменялась его жизненная дорога. Он оказался под рукой, как сказал командир, и был откомандирован на тот завод. А там изготовили первые штурмовики, и надо было их облетать, вот и потребовался военный летчик. С тех пор Иван и летает на «горбатых», как потом прозвали этот штурмовик за его фюзеляж. Если смотреть со стороны на самолет, то кабина летчика выступает как горб у человека, а когда добавилась кабина для стрелка, то кличка «горбатый» прочно закрепилась за самолетом, немало было придумано летчиками по этому поводу шуток, острот и даже легенд. Командировка у Ивана затянулась: то его заводские летчики обучали премудростям нового самолета, то он помогал облетывать самолеты, сделанные на заводе. А потом грянула война, и вскоре завод приказали перебросить подальше к Уралу. Дали всего десять дней на это непростое дело. Как прикомандированному пришлось Ивану включиться в выполнение ответственного правительственного задания. Изготовленные опытные самолеты он перегонял к Уралу, а дальше это стало его службой, только перегонять штурмовики уже к фронту. Первый такой полет он хорошо запомнил. Вылетел утром с заводского аэродрома на самолете, который только что выгнали из цеха, да недолго продолжался полет. Перестал слушаться самолет Ивана и начал медленно снижаться, что Иван ни делал, самолет снижался, а внизу лес, еще немного – и поминай как звали. Иван начал говорить с самолетом, нажимал на все педали и вдруг почувствовал, что снижение есть, но не такое быстрое, а впереди поле и дорога, туда и направил «горбатого» Иван, совершил посадку на брюхо. А потом искал способы и пути, как его доставить в армейские мастерские, и вместе с техниками восстанавливал там поврежденный самолет. Вот тогда он познал этот самолет и зауважал за его простоту в ремонте и надежность, но услышал и немало едких слов в адрес самолета, часто в разговорах проскакивало слово «гроб». Беззащитным он был перед немецкими истребителями, не мог им противостоять. «Вот бы для стрелка с пулеметом нашли место позади летчика», – с горечью говорили фронтовые летчики. И вскоре Иван перегонял и такие двухместные штурмовики. Просился он на фронт, доказывал, что самолет хорошо знает и управляет им отменно, но у директора завода были свои планы. Только в конце сорок второго, когда он пригнал очередной самолет на полковой аэродром, выяснилось, что экипажей в полку нет, а задача на вылет была поставлена в категорической форме. Тогда Иван и попросил разрешить сесть за штурвал уже снаряженного к боевому вылету штурмовика. Командир полка только рукой махнул: