День прошел как в тумане. На политзанятиях и занятиях по
тактической подготовке Богданов сидел, растравляя в душе обиду.
Из-за этого и полет проработал формально. Следовало, как прежде,
лететь к цели по одиночке. Поперлись звеном! Ну, и получили!..
Проснулся Богданов от пения птиц. Целый сонм пернатых устроил
в кронах сосен такой ор, что и мертвого поднял бы. «Птицы – это
хорошо! – решил Богданов, потягиваясь. – Когда в лесу люди, они
молчат!»
Богданов вылез на крыло, достал из кабины и бросил на траву
парашют. Затем вытащил и усадил на него Лисикову. Выглядела штурман
неважно – бледная, с красными пятнами на щеках. Богданов сбросил на
землю и ее парашют, затем достал из гаргрота заветный вещмешок.
Если ты хоть раз выбирался к своим из немецкого тыла, поневоле
станешь запасливым. В вещмешке лежали трофейный немецкий нож,
котелок, выпрошенные у начпрода бортпайки, перевязочные пакеты и,
самое главное, полненькая фляга спирта. Ребята, случись им узнать о
спирте, не простили бы, но Богданов в отдельных ситуациях умел
молчать. Болтнув флягой, Богданов повернулся к Лисиковой.
–
Снимай комбинезон! И шаровары.
«Зачем?» – прочел он в ее взгляде.
–
Рану надо посмотреть.
Лисикова колебалась.
–
Тебе Гайворонский не говорил, что до войны я три курса мединститута
закончил?! – спросил Богданов, ощутив прилив злости. – Что на
финской в медсанбате служил? Снимай!
Она
опустила голову и стала расстегивать пуговицы. Богданов стал
помогать. Когда сапоги с ворохом портянок, а следом и шаровары
оказались на траве, Богданов бесцеремонно повернул штурмана на бок.
Покачал головой. В левом бедре девушки торчал осколок. Толстый,
зазубренный. Богданов плеснул спирт на тампон снятой повязки, стер
подсохшую кровь. Показалась покрасневшая кожа, на ощупь она была
горячей. Богданов плеснул в ладонь спирту и тщательно протер
руки.
–
Сейчас будет больно! – сказал сурово. – Терпи!
Лисикова кивнула. Богданов ухватил край осколка пальцами и
потянул. Лисикова застонала, но, поймав грозный взгляд, умолкла.
Осколок сидел глубоко и поддался не сразу. «Не задеть бы бедренную
артерию! – думал Богданов, хватаясь покрепче за скользкий от крови
металл. – Она где-то рядом…» Осколок, наконец, поддался. Он был
длиною с полмизинца и толстый. К облегчению Богданова, кровь не
брызнула, вышла наружу мягким толчком. Богданов затампонировал рану
и поднял комбинезон штурмана. Вздохнул – на левой штанине, по
центру кровавого пятна красовалась дырка. Точно такая же оказалась
на шароварах. Не приходилось сомневаться: вырванные из одежды
лоскуты – в ране.