– Ты мне должен сто серебряных, ― ответил Смолл.
– Ничего я тебе…
– Слушай, Билл, шляпочник меня расстроил. У меня до сих пор руки чешутся: натянуть тетиву. Ты мне найдешь сотню, найдешь, не сомневаюсь, как докопаем, проверим, что у тебя с собой есть, правда? Иначе я затолкаю тебе вот это черенок в зад, насажу на колючку и буду стрелять. Мишень из тебя небольшая, но ты же знаешь, я не промахнусь.
Билл сглотнул, но, надо отдать ему должное, страха не выказал.
– Будет правильно отдать тебе заработанные монеты, ― кивнул он.
– Конечно! ― Смолл продолжил копать.
***
Солнце, бившее до этого в лоб Смоллу, теперь обжигало его волосатый затылок. Билл сидел на краю ямы, свесив ноги, и махал перед собой листом Вечного терновника, как огромным веером. Смолл предплечьем вытер мокрый лоб и выдохнул:
– Этого должно хватить, ― сказал он. От запаха сырой земли его уже тошнило. ― Тащи носилки!
Билл заколебался, словно по привычке захотел перекинуть работенку на Смолла, но потом все же неохотно затрусил к носилкам. Смолл перевел взгляд с толстого, как две бочки, колючего стебля Вечного цветка на ровную стенку ямы спереди и закрыл глаза, слыша, как бухает сердце в груди. Подбираясь к корням так близко, он всегда вспоминал рассказы матери о покинувших мир могильщиках и шептал сам себе, что ни за что не станет следующим.
– Снова молитвы читаешь? ― Билл приволок носилки и уложил их на краю ямы.
– Какой от них толк? ― Смолл заметил, что тело старухи съехало в сторону. ― Не мог аккуратнее тащить?
– Трупу нет дела до аккуратности.
– Мы наверняка этого не знаем, ― Смолл пожал широкими плечами. ― Как ее звали?
– Тебе какое дело? Старуха и за морем старуха. Когда я предлагал тебе работу, что говорил? Меньше вопросов, больше дела. Было такое?
– Было, ― согласился он. ― Но и ты говорил, что платят тебе семьдесят. Было такое?
Билл скрестил жилистые загорелые руки.
– Теренина Словер, ― сказал он. ― Больше ни слова.
Смолл кивнул, присел на колено и приложил палец к соленым губам, а ухо ― к сырой земле. Жужжание жучка, кружащего по яме, мешало сосредоточиться. Смолл зажал второе ухо и перестал дышать. Билл притих, и он услышал этот противный слабый звук, который ни с чем не перепутает. Словно маленькие языки извивались во рту. У него по спине побежали мурашки.
Он глянул на Билла: тот сдернул материю с тела Теренины. Смолл увидел бледное брыластое лицо старухи и светло-розовый след на ее водянистой шее.