Записка 11. Как я отыскала свою ненавистную преподавательницу.
Потому я и нашла её. Вовсе ни в каком-нибудь захолустном посёлке подобному тому, в котором я выросла и окрепла. В городе. Мне не хотелось видеться с ней лично и потому я прильнула лицом к стеклу за которым располагалась аудитория где она преподавала. Аудитория, примерно столов на пятнадцать расставленных в три ряда. Я наблюдала за детьми склонившимися над тетрадками в задумчивости и нерешительности. Женщина, уже преклонных лет сидела по центру в кресле у доски, надменно вытянув вперед ноги. Настолько что все сидящие перед ней могут видеть её изношенные башмаки. Всё те же, мать их, зашнурованные на манер шестидесятых башмаки! Над головой её висят портреты писателей в больших деревянных рамах: Лермонтов, Толстой, Куприн. Блок висит криво и возможно провисит криво ещё много лет. Кому есть до этого дело? Их мудрые взоры обращены в класс в отличие от туповатого взгляда тучной напыщенной преподавательницы.
Казалось её саму, более похожую на индюшку из-за её огромного второго подбородка, процесс преподавания волновал в меньшей степени или не волновал вовсе. Она лишь украдкой следила за порядком, то и дело отвлекаясь от своих первостепенных обязанностей на ящик своего рабочего стола в котором лежали три ароматных горячих початка свежеприготовленной кукурузы, что она купила по пути на работу. Просто не смогла пройти мимо и с неимоверным желанием жаждала поглотить их все, но до уроков не успела. Поэтому и теребила свои пальцы, нервничая. Так же как делала это и раньше. Теперь же она вновь приоткрыла свой ящик и слегка прикоснувшись к пакету чуть успокоилась. Жёлтые манящие початки кукурузы были ещё достаточно горячи, но урок заканчивался только через двадцать пять минут, судя по часам на её левой руке, ремешок которых был чуть меньше объема её запястья, (ведь она купила их добрых десять лет назад) и впивался в кожу, судя по всему не принося пожилой даме особых неудобств.
Женщина-индюшка, она же Галина Николаевна, открыла ящик, вновь провела по початкам рукой. В животе у неё сильно заурчало. Она не стала развязывать пакет, побоялась, что её услышат. Просто разорвала и выковыряла одно зернышко. Огляделась. На лице её читалось замешательство. Медленно и осторожно, не сводя с детей пристальных глаз, положила зернышко в рот. На мгновение даже закатила от удовольствия глаза, и её второй подбородок пришёл в движение, когда она принялась его разжёвывать.