– А я не жил, но знаю. От человека все зависит! – дед со значением поднял перед собой ложку. – От самого нашего нутряного! А то, что вокруг, это все для блезиру – для обмана глазонек наших.
– Ну уж… А как тогда со свободой быть?
– А никак. Мы ведь ее себе сами придумываем. Каждый – свою собственную, – дед постучал себя ложкой по голове. – Вот щи с кашей, к примеру! Для меня они и в Америке щами с кашей останутся. И ложку я также облизывать буду! Спрашивается, чем же тут хуже?
– Это совсем другое!
– А вот и не другое! Тебе плохо, и ты рассольчик наш русский пьешь. А в холодильнике у тебе торт недоеденный. Тоже, небось, из Америки. Чего ж ты им не лечишься?
Победно хмыкая, дед поднялся.
– Посуду – твоя очередь мыть. А я к корешам своим прогуляюсь. Может, «козла» забьем. Смотри, не забудь про посуду-то.
– Я и не ел ничего.
– Это, Валек, твои заботы. Я все честно сготовил. Полный столовый комплекс!
– Ладно, вымою…
Уже на пороге дед неожиданно обернулся.
– Помяни мое слово, Валь, конец близится. Полный. Потому как подмяли русского мужика. Безо всяких рогатин. Тунгусский-то метеорит раньше, оказывается, Филимоновским звался.
– Да ну?
– Точно тебе говорю. В журнале сегодня прочитал. Спрашивается, чего ж теперь тунгусов-то приплели?
– Ну, и?
– Вот я и толкую: близок конец. Потому как заврались людишки. Уже до самого пика дошли…
***
На диване не лежалось, а дома не сиделось, и он выбрался на улицу. Скамейка, обычно занятая старушками, на этот раз пустовала. Плюхнувшись на протертые до древесных волокон доски, Валентин кинул в сторону двора тусклый взгляд… Вот здесь мы, значит, и живем. Все двести семьдесят миллионов. Живем и радуемся, потому что иного места и иной радости нам попросту не предложено. Среди сохнущего белья, горбатых крыш, исписанных похабщиной стен. Хорошо, наверное, таким, как его дед. Умел ветеран смотреть на окружающее весело и философски. У Валентина так не получалось.
Где-то поблизости капризно завопил ребенок. Не заплакал, не зарыдал, а именно завопил. Женский голос принялся увещевать и уговаривать, но, словно подпитавшись материнской энергией, ребенок завопил громче. Эстафету подхватил еще один писклявый голосок. Валентин поморщился. Вот бы кого отшлепать! Вместе с непутевыми мамашами… Он покосился на свои ладони, невесело усмехнулся. Такими ручищами только детей и шлепать.