А этот человек – совсем еще мальчик – выглядел совсем иначе. Лицо его казалось таким свежим, словно было только что вылеплено. Не тронутое бедами, не изрезанное временем.
Алуэтт, отвечая на его вопрос, приподняла рубашку:
– Здесь так сказано: «Мой дорогой Марселло».
– Ты что, умеешь читать? – поразился он.
Алуэтт под его взглядом вдруг лишилась языка. Такой острый это был взгляд. Такой ищущий. И его глаза – карие, с легчайшей прозеленью – внимательно уставились на Алуэтт, пытаясь понять, рассмотреть, оценить ее. Кажется, она была для него такой же диковинкой, как и он для нее.
– Да, я умею читать. – Дар речи наконец вернулся к Алуэтт, и она, смущенная его явным любопытством, опустила глаза на окровавленную рубашку, на послание, неумело, но старательно вышитое на ткани. Алуэтт вспомнилось рукоделье сестры Мьюриэль, расшивавшей рясы для сестер Обители.
– Откуда это у тебя? – спросила Алуэтт, но, снова подняв глаза, уже не встретила его взгляд.
Мальчик потупился.
– Я… – Ответ дался ему с трудом. – Это рубаха одного заключенного.
У Алуэтт голова пошла кругом.
– Заключенного? Но зачем же ты…
– Что там дальше? – перебил он, словно спеша прервать ее расспросы.
Она посмотрела на зажатую в руках рубаху:
– Там сказано: «Мой дорогой Марселло, Мабель в Монфере. Поезжай к ней».
Взгляд его потемнел.
– Нет. Ты, верно, ошиблась. Не может такого быть.
Смешавшись, Алуэтт разгладила ткань, чтобы перечитать вышитые слова. Они остались прежними. Никакой ошибки.
– Так тут сказано.
– Но Мабель в тюрьме, – уверенно возразил он. – Пожизненно.
– Кто она?
– Да так, никто. Моя бывшая гувернантка.
«Гувернантка? Жителям Трюмов гувернантки не по карману».
Алуэтт перевела взгляд на блестящий серебристый дождевик, заляпанный кровью. Юноша как раз крутил в пальцах блестящую титановую пуговицу.
«Наверняка не из третьего сословия».
Наверное, из второго. Может, он фабричный мастер или надзиратель с рудника? Или даже медик? Хотя нет, у него на лице не видно киберимплантов.
Почуяв в незнакомце перемену, Алуэтт решила сменить тему:
– Тебя действительно так зовут? Марселло?
Но и этот вопрос не вернул тепла его взгляду.
– Просто детское прозвище, – отмахнулся он. – На самом деле я Марцелл.
Она украдкой улыбнулась. Имя Марцелл подходило ему гораздо больше. Имя бога, героя или солдата, из самых старых книг, которые читала маленькой Алуэтт сестра Жаке – о воинах, сражавшихся с одноглазыми чудовищами и коварными женщинами со змеями вместо волос, способными убивать лишь взглядом.