– Сестра Мьюриэль говорит, сода и вода почти с чем угодно справятся, – не умолкала девушка. – Она говорит… – Незнакомка вдруг осеклась и прикусила губу.
Марцелл уже готов был протянуть руку, отобрать рубаху, но тут девушка расправила ткань, как расправляли дворцовые служанки выстиранное белье. Она держала ее за краешки двумя пальцами, на миг заслонив от Марцелла свое лицо. Старая, рваная, а теперь еще и окровавленная рубаха повисла между ними.
– Это тебя так зовут? – спросила девушка из-за занавеса. – Марселло?
Сердце его громко ухнуло и остановилось. Он уже не думал о рубахе. Не думал о таинственной запретной записи, наверняка с таким трудом вышитой на ней. Он забыл даже об отце-изменнике. Он слышал, видел, воспринимал одно лишь это слово.
Это имя.
Он не слышал его целых семь лет. Марселло!
«Помоги! Пожалуйста, останови их!»
Марцелл с силой сжал веки, загоняя воспоминание в самые темные уголки памяти, откуда оно выбралось. Он не станет об этом думать. Не будет вспоминать события той ночи.
– Подожди! – Он распахнул глаза и увидел, что девушка теперь смотрела не на него, а на ткань. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Здесь так сказано. – Она опустила рубашку, указала на загадочные стежки. – «Мой дорогой Марселло».
Сердце у него вновь бешено заколотилось. Он в изумлении переводил взгляд с девушки на измаранную рубаху и обратно.
– Ты что, умеешь читать?
Впервые за последние двенадцать лет Алуэтт Торо очутилась над, а не под землей.
Она уже не бросала украдкой взгляд на зернистое изображение старой камеры наблюдения.
Она сама попала в это изображение.
И даже оказалась за его пределами.
Она была в Трюмах. Дышала настоящим воздухом. Трогала настоящие стены. И глаз не могла оторвать от всего, что ее окружало. От пола. От потолка. От сложного переплетения труб, тянувшихся вдоль коридора. Все это было так…
Ново.
Код, позволявший войти в убежище и выйти из него, Алуэтт знала давно. Принципаль Франсин заставила воспитанницу выучить его на всякий случай. Но Алуэтт ни разу им не пользовалась. Не было нужды – до сих пор.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Вопрос вырвал девушку из задумчивости и напомнил о незнакомце, которого она обнаружила в коридоре. Первый мужчина, которого она видела своими глазами, если не считать отца.
Правда, сидевший перед ней человек не был, строго говоря, взрослым мужчиной. Лицо совсем не похоже на отцовское, оттененное густой седой щетиной, исчерченное глубокими морщинами и складками, таившими истории, которых папа никогда не рассказывал.