Отклеил усики, волосы расчесал по-другому – если кто и видел, не узнают. Переулками добрался до конспиративной квартиры, а там уже всё знают. Город, говорят, гудит. Зарезали, мол, главного следователя, закололи среди бела дня.
Ну, я залёг, недели две не выходил на улицу. Проснусь, волевую гимнастику по системе Анохина сделаю, затем холодной водой обольюсь. Завтракаю в своё удовольствие – товарищи поддерживают, присылают продукты. Потом читаю. Времени у меня много. Толстенные тома «Капитала» пытался осилить, но не моё это! А вот брошюры Ульянова-Ленина легли на сердце. Ясно пишет, понятно. Сразу видно, человек толк в революционной борьбе знает.
Но не век же мне саморазвитием заниматься! Пора работу делать – расшатывать царский режим изнутри. Решили меня привлечь к агитации, устроить на военный завод.
За окнами только светает, а я уже встаю: в цеху надо быть к семи. Проревёт гудок и начнётся рабочий день. Опытный рабочий за смену зарабатывает пять-шесть рублей. Эти разложившиеся мещане – нам не помощники. Думают только о возможности купить домик в деревне. Наши друзья и товарищи по революционной борьбе – чернорабочие и новички из деревни. Вот кто, затаив дыхание, слушает рассказы о необходимости революционных преобразований, о светлом будущем, где не будет эксплуататоров.
Листовки я держал в ящике, на заднем дворе. Прихожу как-то за свежей порцией материалов, а там – полицейские и тип в гороховом пальто. Сдал меня кто-то из учеников.
Опять суд. Теперь высылка подальше – в заполярный край. Там только олени бегают да ягель растёт. Но я и в этот раз не засиделся. Едва сошёл снег, помахал рукой уряднику и двинул на запад.
Три месяца шёл. Вымотался до предела. Ночевать нормально не всегда удавалось, к тому же от каждой собаки встречной хорониться приходилось. В дороге помогали, в основном, женщины: пригласит какая-нибудь солдатка домой, самогону нальёт да покормит. Ну, а ты знай мужскую работу справно делай. Наутро и не вспомнишь, как звали ночную подругу.
Один раз только застрял я на две недели. Уж больно хороша оказалась хозяйка! Не вырваться из плена мягкой груди да жарких губ. Но… Пора и честь знать, встал, пока не рассвело и, не прощаясь, потопал дальше.