Три цветка и две ели. Первый том - страница 59

Шрифт
Интервал


Секретарь попросил у Рагнера грамоты – тот отошел в дальний угол и, отвернувшись от Инглина, открыл пустую шкатулку, после чего нащупал под бархатом рычажки, нажал на них – и дно шкатулки выпало. Две грамоты, звякнувшие свинцовыми печатями, он переложил в обычное отделение шкатулки, конверт сунул к груди за камзол. Инглин терпеливо ждал. После, поклонившись, секретарь принял шкатулку, молча отнес ее в парадную залу, а воротившись, сел за свой стол. Он перебирал какие-то бумаги и неприятно покашливал в тишине.

– Инглин, – не выдержал Рагнер и подошел к столу, – может тебе службу сменить? Сидишь тут без окон – света не видишь. Подыши воздухом – глядишь, там и поправишься.

– Эта хворь, Ваша Светлость, не имеет отношения к роду занятий, – ответил секретарь. Когда он говорил, то на его лице проступали очертания черепа – чудилось, особенно в полумраке этой залы, что через него вещает сама Смерть. – Это наследная хворь. Проклятие крови Лимаро.

– Даа?.. Но жена Кальсингога вот явно не проклята. Этой даме не помешало бы хорошенько схуднуть. И ее батюшка еще жив, насколько я знаю.

– Госпожа Кальсингог счастливица – хворь сделала ее тучной, и хотя она едва вкушает пищи, похудеть не может. Зато она не кашляет – счастливица. А ее батюшке, господину Лимаро, долгие годы удавалось бороть хворь, но нынче он плох. Господин Кальсингог передал мне, что со дня на день Смерть посетит икх… дом…. – закашлялся он. – Это прокх… лятье.

– А что святош… священники говорят?

– Мы не забываем о молитвах в надеждах, что однажды проклятье падет. Госпожа Кальсингог известна своей набожностью.

– Ну даа… Слушай, Инглин, а кто вас проклял-то? И за что?

Инглин убрал ото лба черные волосы, сжал тонкие губы и покачал головой, говоря, что сам был бы рад знать.

– Ладно, Инглин… – вздохнул Рагнер. – Черт, бедолага же ты… Ты там лечись, что ли, не забывай…

Секретарь кивнул и снова стал перебирать бумаги.

«Врагу не пожелаешь, – подумал Рагнер, отходя от стола. – Черт, Боже, прости меня, неблагодарного, за всё… Как оказывается мало надо для счастья – всего лишь увидеть Инглина…»

Но скоро Рагнеру захотелось убить Инглина Фельнгога – время шло, он ждал и ждал, начиная беситься, а Инглин всё покашливал и покашливал.

«Только кашляни еще раз! – раздраженно думал герцог Раннор. – Ну сил же нет никаких! Ясно, чего он тут сидит. Инглин Фельнгог – это пытка!»