– Вострецов, собирайся!
– Что случилось? – спросил я.
– Поедем на точку. Я тут на досуге проехался по ветеринарным лечебницам, кое-что разведал и нашел одного человечка, очень даже похожего по приметам на твоего нового знакомого. Поехали, посмотришь на него и скажешь, он это или нет.
Я хотел было наотрез отказаться, но от Тофеля исходила такая решимость, что я понял – деваться мне, бедному, теперь некуда – и стал надевать куртку.
Уже выходя из конторы, я спросил:
– Ну а если окажется, что это тот самый человек, что вы с ним будете делать? Арестуете?
– Зачем? – удивился Тофель. – Да у меня на это и нет соответствующих полномочий.
Олег Николаевич сел в машину. Я тоже.
– Главное для меня – найти этого придурка со шприцем, а что с ним делать, я решу после, – сказал он, после чего задумчиво добавил: – Думаю, при любом раскладе этот уродец может оказаться мне очень даже полезным. Есть у меня насчет него кое-какие планы, о которых пока говорить еще очень рано.
– И все-таки? – хмуро потребовал я продолжения разговора.
Тофель завел двигатель и криво улыбнулся:
– Как минимум запакую его в блестящую бумагу, украшу бантиком и подарю мадам Ковшовой на Новый год. А что? Очень даже хороший вариант.
Я не стал выяснять насчет плана максимум, раз уж план минимум был только что озвучен, тем более, что какая-то недосказанность в словах Тофеля все-таки, как мне показалось, звучала.
Олег Николаевич хотел было тронуться, но за какой-то надобностью полез в бардачок, откопал там среди прочего потертое удостоверение в красной кожаной корочке и сунул мне.
– Сохранил на память о службе в органах, – сказал он. – Вообще-то, когда увольнялся, я сдать его должен был, а вместо этого просто написал заявление о утере, и все дела.
Я внимательно рассмотрел удостоверение и хотел было положить его обратно в бардачок, но Тофель выхватил его из моих рук и сунул себе в нагрудный карман, после чего подмигнул, хитро заулыбался и тронулся.
– Вы решили представляться сотрудником милиции? – догадался я.
Олег Николаевич кивнул.
– Но это же обман, – тихо возмутился я. – Да и адвокатская этика запрещает это.
– Ничего неэтичного в этом нет, – возразил Тофель, и лицо его при этом стало каким-то отрешенным, улыбка исчезла. – Когда преступник совершает преступление, разве он задумывается об этичности своего поступка? Разве задумывается он, отбирая последние деньги у старухи, что тем самым обрекает ее на голодное существование?