Когда ты не сам по себе. Стихи, написанные за решёткой - страница 2

Шрифт
Интервал


которая утешит и излечит!


* * *

Нет высшей свободы, чем эта свобода,

когда ты свободен от власти и денег,

когда не пугает любая погода,

когда ты, как ветер, такой же бездельник.


И сердце парит беспризорною птицей —

ни отчего крова, ни признака боли,

и нет ничего, что могло бы присниться,

и нет тебе дела, что будет с тобою


И лишь за окном облаков белоснежность,

и грустно от их торопливого бега,

как будто последнюю чувствуешь нежность —

прощальную нежность апрельского снега.


* * *

Этот мир не хорош и не плох —

просто жизни прошла половина.

Просто беды застали врасплох,

как сошедшая снега лавина.


Выбит я, как жокей, из седла,

неизвестны совсем перспективы.

Только снег. Только белая мгла.

Только белая молния взрыва.


* * *

Я не станцию 

что-то я больше проспал,

и теперь ничего не вернёшь.

На стиральной доске

креозотовых шпал

мылит путь надоедливый дождь.


Мчит «столыпин».

Он ржавой селёдкой пропах 

нам паёк выдавали сухой.

И песок (но песок ли?)

хрустит на зубах 

это кости, что стали мукой.


Эти кости

на мельнице смерти смолол

предводитель земных палачей.

И уже не селёдкою 

пахнет смолой,

горькой серой из адских печей.


Здесь сосновая глушь.

Мне теперь предстоит

слушать то,

что наш мир позабыл:

не изысканный шёпот

холёных столиц,

а сирену и рёв бензопил.


И студёный январь

в рог бараний согнёт,

сунет мордою в лагерный быт…

Это всё происходит

не только со мной 

вся страна на коленях стоит.


Раньше вольницы были

в тайге острова,

а теперь —

лишь метель и конвой…

Ты прости, что мне снится,

прости мне, страна,

тот безумный,

тот тридцать седьмой.


* * *

Этот счёт не приложишь к оплате 

задолжал я за это и то,

и, коль я никого не оплакал,

то меня не оплачет никто.


Я не знал, где быстрины и мели,

нарезая по жизни круги,

но в душе доброты не имея,

трудно жалости ждать от других.


Не до смеха теперь, не до смеха

я попал в непростой переплёт.

Спохватился, да поздно: уехал

поезд мой на столетье вперёд.


И никто не посмотрит с укором,

всё сокрыто в тревожном дыму,

и машу я, прощаясь, рукою,

вероятно, уже никому.


* * *

Снова кисточка рассвета

в краску алую макает,

вновь от тараканьей этой

я тоски изнемогаю.


Выйти б вновь туда, где брагой

пахнет вольный ветер южный!

Надоело быть оврагом

никому совсем не нужным.


Но другого я не стою,

это, видимо, расплата 

неразлучным быть с бедою

от заката до заката.

ЕСЛИ ВЕРНУСЬ

В комнате всё тот же абажур,