– Ну, что? – Он нетерпеливо постучал по столику. – Надо что-то делать, товарищ…
На балконе сидели голуби, но окна попрежнему были наглухо зашторены. – Что за девушка была с тобой? – спросил я.
Чеки из магазинов и посадочные талоны, провода зарядных устройств и счета за Интернет, багажные квитанции, наушники, сигареты, открытки и визитки, пустые коробки от дисков и использованные билеты в театр, зубочистки и пепельницы, монеты и велосипедный насос – все это лежало в ящике письменного стола, намертво спутанное и даже залитое чем-то желтым, и свидетельствовало о жизни, которая была безмятежной, пока не распалась и не исчезла. Но где произошла ошибка? И почему именно сегодня? Пусть бы все было случайностью, игрой обстоятельств. Но внутренний голос отказывался верить. Он говорил, что причина во мне и что все случившееся – лишь верхушка айсберга. Это с тобой что-то случилось, а уже потом понеслось к черту. Но что? И почему? Не страх, но ужас переполнял меня. Ужас перед тем неясным, что раньше находилось снаружи, а теперь стало частью меня. Еще вчера предсказуемая и рассчитанная, жизнь распадалась и рушилась под натиском чужой силы. Сколько мы продержимся на взятках, спрашивал я себя. Полгода, год? С офисом и сотрудниками, половину которых придется выбросить на улицу, с долгами за квартиру и клинику, с кредитами, с женой и ребенком – как жить дальше?
Я умывался, чтобы прийти в себя. Ничего, ничего – успокаивал. Обойдется. Когда начинали, и не такое случалось. И снова возвращался к тяжелым, неразрешимым мыслям. Почему раньше мир казался разумным, а теперь, стоило произойти осечке, нас разделяет пропасть? Неужели мир настолько хрупок? И почему время, которое раньше казалось светлой анфиладой, превратилось в темный извилистый коридор?
Я взял с полки большой каталог, купленный на выставке в Вене. Когда-то и я бродил между этих огромных пластин, закрученных или вытянутых, как волны. Обедал после выставки с девушкой литагентом. А вечером познакомился с русской, и теперь она ждала от меня ребенка. Но чем ближе подступало прошлое, тем явственнее было чувство, что с этим прошлым меня ничто не связывает, и я оказался между пластинами испанского художника – только в реальности.
За бульваром продолжается та же улица, но в этой части нет ни кафе, ни музеев, только мерцают сквозь тяжелую листву комоды жилых домов, чьи балконы выдвинуты, как ящики. Ни людей, ни машин. Ничего не стоит перейти улицу на красный. Но девушка, которая стоит на бульваре, все равно ждет зеленый. От нетерпения она переступает с ноги на ногу, отчего кажется, что ноги живут отдельно, настолько они худые и длинные. Наконец зеленый. Осторожно, словно пробуя воду, девушка переходит дорогу и исчезает в тени улицы. Спустя минуту ее силуэт возникает на фоне решетки. Девушка сбавляет шаг и поправляет на плече бретельку. В скругленных окнах старого дома видно ее плоское отражение. Она разглядывает крыльцо, и колонны, и фонари над входом. Когда она идет дальше, никто, кроме дежурного в будке у посольства, не обращает на девушку внимания. Но и тот, докурив, закрывает за собой дверцу. Тишина, духота. На мостовой тлеет окурок, гаснет. Некоторое время в темноте слышно, как щелкают пляжные шлепанцы, но и этот звук скоро затихает.