– Прекрати шуточки! – начал выходить из себя старший. – Лучше продолжай, пока стоим.
– Хорошо, для конспирации я буду обращаться к вам Семен Семеныч, – не сдавался молодой человек, но, почувствовав, что переигрывает, продолжил с того места, на котором недавно остановился: – Я совсем не понимаю женщин. Приезжаем в Ташкент. В почтовом ящике конверт трехмесячной давности – от моей бывшей, мы даже женаты не были. Я рву на мелкие кусочки письмо, переполненное ревностью. Ревностью к моему будущему. Лиля увидела на конверте надпись «От кого» и надулась на весь день, в глазах слезы. Слезы ревности к моему прошлому. Стою между двух ревностей и думаю: у мужчины не может быть алиби в прошлом и в будущем. Алиби может быть только в настоящем, и только тогда, когда он постоянно рядом. И все.
Молодой человек хотел продолжить в запальчивости, но старший его остановил, достал из рюкзака термос, отвинтил крышку термоса, плеснул в нее темной жидкости и протянул молодому человеку:
– Ревнуемый пьет до дна.
Молодой человек усмехнулся, взял металлическую полусферу, обрамленную черным пластмассовым кантом, и сделал короткий глоток.
Солнце еще высоко. Отверстия в тенте полыхают яркими лампочками.
– Выгружаемся, – скомандовал пока-еще-Семен-Семеныч, решительно откинув полог и отмахиваясь от поднятой пыли. – Сейчас я машину отпущу.
– А мы что, уже прибыли? – спросил молодой человек.
– Да, – ответил старший, разглядывая пейзаж за бортом, размытый солнечным светом, – тут пару километров вниз. Пешком будет быстрее.
– Есть, товарищ майор! – браво ответил молодой человек.
– Трофим! – грубо оборвал его старший. – Отставить! Обращаемся по имени-отчеству или по фамилии.
– Так точно! – ответил Трофим. – Все! Я вас понял, Александр Владимирович Ладынский!
Молодой человек, не вставая, продвинулся по скамье ближе к выходу, выглянул из кузова и вдохнул свежего ветра, наполненного запахом утренних трав и дорожной пыли.
– А что это за звук?
– Рация, – ответил Ладынский, надевая солнечные очки.
– Нет. Не этот. Звон какой-то. Слышите? Словно размешивают ложечкой чай.
Ладынский прильнул к отверстию в тенте:
– Это изоляторы звенят на растяжках мачт, белые такие, керамические. Их ставят, чтобы от тросов не искажалась апертура передатчика.
Совсем близко послышалось шарканье сержантских кирзачей, приблизившись к борту, сержант прокомментировал пассажирам свои последние действия: