Дверь шумно распахивается, и в ней появляется тощая задница физички.
– Извините, – говорит училка за дверью, пятясь в класс. – У меня были дела.
– Маргарита Игоревна, – звенит тенорок нашего дирика Ник Ника, – это никуда не годится!
– Простите, – бормочет физичка и закрывает за собой дверь.
Октябрь. Звонок на урок. Физичка возится в подсобке. Через открытую дверь слышно, как она хлопает дверцами шкафов и шумно выдвигает ящики – сегодня лабораторная – а у нее, как всегда, ничего не готово.
На днях Маргариту Игоревну разбирали на педсовете. Требовали уволить, но Ник Ник заступился. Говорят, они с ней однокашники и он даже ее клеил, пока она не выскочила за комсомольского вожака. Тогда – комсомольского, а теперь – директора Православного банка. Самого большого в городе. Не хухры-мухры. Жорик считает, что дирик поэтому ее и защищает. Такой муж – находка для школы. Только фигня все это, ведь физичка с ним больше не живет. Жорик говорит, что он ее после загранкомандировки «венерой» наградил. Может, специально? Кому с такой клячей жить хочется?
– Ребята, – выползает из подсобки физичка, – нет маятника Максвелла, а электростатический задевался куда-то. В общем…
Лера тяжело вздыхает, захлопывает учебник и смотрит в потолок.
– Не волнуйтесь, Маргарита Игоревна, – успокаивает Жорик. – Бог с ними, с этими магнитами. Да и с лабораторной тоже. В другой раз.
Он лукаво подмигивает мне.
– Зато я вот что нашла, – физичка показывает облезшую, в черных проплешинах трубу на подломленных стойках. – Телескоп. Ножки изолентой подмотаем. Или болтиком прикрутим.
– Прикрутим, – с усмешкой соглашается Жорик и опять подмигивает мне. – И подмотаем, если надо.
– Тогда вечером, – физичка тычет пальцем в небо, – покажу вам Сириус.
Ноябрь. Чернильная ночь. Дождя нет, и небо все в разноцветных точках. Слева – Сириус. Справа от него созвездие Ориона. Еще правее – комета Хейла-Боппа.
Я открываю окно подсобки. Застывшими пальцами отдираю от рамы холодную кругляшку шпингалета. Лера стоит за спиной. Я чувствую, как она снисходительно улыбается. Я дергаю кругляшку вверх, но затвор, точно врос, никак не хочет поддаваться. Дергаю еще раз. И еще.
«Ну, открывайся! – шепчу я, раскачивая упрямую железяку занемевшими пальцами. – Открывайся!»