Внутри строения бойцы увидели занятную картину: на деревянном ящике в углу здания стоял разобранный станковый пулемёт «Максим», а с его затвором возился усатый красноармеец зрелого возраста в одной гимнастёрке.
– Привет, стрелкам! Не в одном ли расчёте с Анкой-пулемётчицей воюешь? – начал острить с ходу Алексей.
Смутный взгляд карих глаз пулемётчика почему-то заставил Емельяна именно себя почувствовать неудобно из-за шутки товарища, и он толкнул того в плечо:
– Да ладно, будет, не отвлекай человека.
С невозмутимым видом тот продолжал чистить оружие. Зорин усмехнулся и предложил:
– Вон на тюки давай присядем.
В амбаре было теплее лишь градусов на пять, чем на улице, пулемётчик пока разбирал детали, – станина аккуратно была убрана с ящика на пол, потом принялся смазывать затвор, затем счищать нагар с длинного ствола. Емельян даже невольно залюбовался красотой огнестрельного оружия.
– Вот бы с такого пострелять, – медленно произнёс Алексей.– Ведь когда-нибудь придётся и из этого дракона по фашистским гадам пульнуть.
– Пулемёт ведь опытным доверяют, как Мустафа, который порох нюхал…
– Я и не хуже Мустафы с такой штукой управлюсь, – отрезал Алексей.
– Сегодня пока нам с дровами доверили управиться, а дальше видно будет, – подытожил Емельян.
Помолчали, глядя в запылённое стекло, как бойцы рубят и пилят деревья.
– У меня всё из головы не выходят те парни, что по два танка на каждого встретили, – вдруг признался Злотников, – ведь большой бойцы…
– Брось, времена вон какие страшные, вот люди и гибнут. Где командиры-то были, чего зевали с подкреплением? – резонно заметил Зорин.
– У них комдив через два дня после них тоже погиб. Панфёров, кажется…
– Панфилов, – бросил фамилию как отрезал пулемётчик, – Иван Васильевич.
Карий взгляд стал ещё более хмурым и сосредоточенным.
– Ну видишь, вот и поправил нас опытный боец, пусть земля им всем будет пухом, – вздохнул Алексей.
– Точно, в газете так и писали, панфиловцы они, двадцать восемь их было, двадцать восемь и погибло.
Звук щелчка пулемётного затвора, казалось, разорвал воздух амбара, с ящика свалился ключ. Боец всем телом развернулся к друзьям и, тяжело задыхаясь, произнёс:
– Врешь! Все живы, все до единого! Все, и Диев, и Панфилов, и Добробабин, и Москаленко, все… Все до единого живы и рядом живут, ясно?