– Ты слишком красив для учителя. А родители твои тоже музыканты?
– Нет, они профессора в университете Мадрида. Мама декан кафедры политологии. Отец на факультете истории, но давно не преподает.
– И что, они поддержали твой выбор профессии? – спросил Хавьер.
– А почему им было не поддержать? – вступила в разговор Меган. – Как у вас дела идут в отеле?
Эмиль кинул благодарный взгляд в ее сторону. Лицо девушки сохраняло все ту же маску надменности и скуки.
– Дела хуже некуда! Добавился конкурент. Крупнейшая сеть Великобритании «Привилегия» построили отель в двух кварталах от нас. Роберт, тебя ждет серьезный приватный разговор после ужина, – властным тоном сказал Хавьер, вытирая жирные губы салфеткой.
Зал окутала враждебная атмосфера. Лицо Роберта приняло угрюмое выражение. На Эмиля нахлынула тоска, ему захотелось сбежать. Оставаться за столом требовало больших усилий.
– Меган, предлагаю тебе должность управляющей отеля, – продолжил Хавьер. – Будешь приманкой для богатых клиентов. Хватит уже тосковать по дедуле!
Хавьер расхохотался. Меган поперхнулась шампанским и закашляла.
– Хавьер, прекрати! – резко произнес Роберт.
– Как он тебя заполучил? Я никогда не понимал. Что еще хуже – какого черта ты живешь как монашка после его смерти? – не унимался гость.
Глаза Меган сузились.
– А с чего ты взял, что я живу, как монашка?
– Так– так… Ну, порадуй доброго человека порцией пикантных подробностей.
Меган громко чихнула раз, затем еще раз. Лицо девушки покраснело. Она извинилась, встала из-за стола и поспешно удалилась из зала.
– Хитрая кошка! – фыркнул Хавьер. Отодвинул стакан сока и крикнул:
– Ивона, детка, налей мне бренди. Хочу подготовиться к серьезному разговору.
– Оставь Меган в покое, – отрывисто произнес Роберт.
– Я давно говорю, ей нужно завести любовника. От депрессии, аллергии и прочей ерунды не останется и следа, – рассуждал Хавьер.
Ивона с готовностью наполнила стакан бренди и поставила перед Хавьером. Наконец, гость замолк, увлекшись десертом. Кусок пирога был щедро посыпан черникой.
От внимания Эмиля не ускользнуло, что Роберт почти не притронулся к тарелке. Он сидел, будто вжавшись в стул. Глаза выражали усталость, накопленную годами. Время от времени он оставлял вилку и нож на краю блюда и потирал между собой большой и указательный пальцы.