вне
здесь и вне сейчас, точно такая же тварь тащит по
точно такому же тоннелю кричащих от ужаса Галю и Пашку.
Потому что оновечно сидит под миллионами миллионов кроваток, коек,
диванов и просто выжидает, когда в него поверят…
…под миллионами миллионов
кроваток…
…одновременно.
Вблизи цистерна казалась еще больше. Огромная, некогда белая, а
ныне увитая трещинами и ржавыми потеками, будто плющом, она
возвышалась над детьми, как самый настоящий небоскреб. Вообще-то,
когда ты маленький, над тобой возвышается абсолютно все: дома,
автобусы, грузовики, непонятные и вечно занятые взрослые. Даже
мальчишки из старших классов, которые отбирают деньги, данные
родителями на завтраки, — и те нависают над тобой словно башни.
Правда, мало кто считает себя маленьким в десять лет. Первая в
жизни круглая дата, первый официальный юбилей как будто завершает
некий цикл, по окончании которого слово «маленький» к тебе больше
не применимо. Словно ноль на конце десятки – не зацикленная в круг
линия, а спираль, переводящая тебя на новый виток.
Из стоящих на холме шестерых детей
только Лысик все еще относилась к разряду малышей. У нее даже
собственного велосипеда не было. Именно потому она всю дорогу
тряслась на раме Димкиного велика, тихонько ойкая всякий раз, когда
тот неосторожно подпрыгивал на ухабах неровной дороги. Остальным
заветная десятка уже стукнула, и транспорт у них был свой
собственный.
Генке, самому старшему из шестерки,
через месяц исполнялось двенадцать, и возраст автоматически делал
его вожаком маленького велосипедного войска. У него был самый
навороченный велик, си-ди плэйер и кольцо печатка в форме черепа,
которое он неизменно надевал, выходя на улицу. В другое время он бы
вряд ли стал возиться с мелюзгой, даже если она не считает себя
таковой, но сейчас у него просто не было выбора. Летом родители
стараются отослать детей подальше из хоть и провинциального и
маленького, но, тем не менее, грязного, пыльного и очень
загазованного городка. Чада разъезжаются по бабушкам и дедушкам, по
тетям и дядям, по дачам, приусадебным хозяйствам и летним лагерям.
Генке не повезло. Именно это лето его родители выбрали для того,
чтобы раз и навсегда выяснить отношения – они разводились. И дела
им не было до того, что все друзья сына объедаются фруктами,
трескают бабушкины пирожки или ночами рисуют соседям по комнате усы
из зубной пасты. Забыв обо всем, родители делили квартиру,
имущество и единственного сына, и предпочитали держать его на виду.
Вместо веселого отпуска, наполненного обычными детскими
приключениями, обрекая его на тоскливое лето в городе.