– Я подумаю, – проворчал он, глядя перед собой и набив рот.
Ньют не спорила, придвинулась ближе и уставилась, подперев щеку рукой.
– Чего? – испугался Хорне.
– Ничего.
Он съел еще одну рыбку, покосился на нее:
– Ну, чего?
– Кот там как?
Хорне отхлебнул пива, поморщился и цапанул остатки вина. Попробовал…
– Кислятина, не вино. Ты попробуй!
– Я такого не говорила, это та твоя пава такое ляпнула! – неожиданно взбурлила Ньют.
– Ай, Ньют, брось! Флоренс платит и…
– Ой, а она теперь уже Флоренс, да?!
Хорне уставился в стол, липкий и весь в разводах. Стол отец приволок откуда-то с востока, из Драгоша. Весь покрытый разноцветными, белыми, серыми, желтыми и светло-рыжими треугольничками наборного дерева, он всегда нравился Хорне. И сейчас ему даже стало стыдно за грязь на нем.
Но не так, как почему-то краснелось от слов Ньют. Да что ж такое, а?!
– Ньют!
– Чё сразу Ньют?! Она тебе все зенки своими сиськами закрутила, то так сядет, то эдак выпятит, сучка крашеная!
– Почему крашеная? – оторопел Хорне.
– Потому! – рявкнула Ньют. – Ты ее ресницы видел? Они у нее сивые, как у свиньи! Красится, чтобы не узнали! И чтобы таких как ты, идиотов, за нос водить… сиськами, задницей и всем остальным! Наняла она его на дело, ишь, обезьяна лысая! Да ваще – может у нее это парик! Такие даже у нас уже появились!
Хорне начал злиться. Вот чего она прицепилась, как морской ерш, не отдерешь?!
– Извини, – буркнула Ньют, – не выспалась, наверное. Мелкий там сопливит и кашляет. Так что с Котом?
А с Котом, что «Дикий Кот», двухмачтовый сторожевик, выкупленный дедом у города много лет назад, все хорошо. Вернее, правильно было бы сказать – полуторамачтовый, ведь грот ставили только в самом крайнем случае, поднимая в наклон к носу, но двухмачтовый звучало солиднее. И с кораблем все вполне хорошо, о чем, о чем, а о нем Хорне не забывал.
«Кот» ждал своего часа в гавани, заведенный к пирсу. Недавно его даже доковали, чистили киль, оббивали медью по ватерлинии, смолили и меняли топенант с тросами. Бухты пеньки, скрученной в разномастные канаты, обошлись Хорне в последний из кошелей, оставленных дедом, так, да. Но Хайнрих Хорне Кишки-Вон, оставшись последним из Кишки-Вон, помнил дедову науку.
А его наука была простой: сам жри, что хошь, главно не помри с голодухи, пропей куртку, шляпу-зюйдвестку, шитый камзол с перевязью, браслеты с перстнями, даже новомодные пистоли, если имеешь такие, но никогда не пропивай и не теряй нескольких вещей.