Я вижу, что Камилла смотрит в мою сторону и указывает на меня, как только Кери добирается до нее. Кери шлепает по руке Камиллы – рука тут же опускается, – что-то шепчет ей на ухо, и они обе качают головой, присоединяясь к потоку людей, который направляется к выходу.
Я иду дальше, дожидаясь, когда эмоции улягутся, надеясь, что мои постукивания на счет останутся незаметными для людских орд, которые перемещаются, покупают, улыбаются.
В нескольких футах впереди я вижу ларек, заполненный музыкальными инструментами, который сразу успокаивает меня: медные тубы и изысканные валторны, свисающие с потолка, как куски поблескивающего сырого мяса. Они слишком большие, чтобы нести их домой, и слишком дорогие, чтобы покупать, но их красота и увесистость заставляют меня помечтать о том, как же хорошо покачать одну из них на руках. Их тяжесть мне приятна: они такие массивные. Не растают в воздухе.
Я смотрю на сверкающие инструменты, когда парень в шапке «ушки медведя» – во всяком случае, я решила, что это парень, успев разглядеть только «ушки медведя» – проносится мимо, как метеор. Наши плечи соприкасаются на долгую секунду, и он отшвыривает меня назад, прямо на стоящий там стол. Я чуть не переворачиваю его, пытаясь удержаться на ногах. Все, что на нем лежало, – и дешевая бижутерия, и старые лампы, и брошки, и статуэтки, и столовые приборы, и заколки, и пуговицы, и галстуки – летит на землю.
– Извините, – быстро говорю я, наклоняясь, чтобы поднять упавшее. Меня не интересует этот загадочный парень с «медвежьими ушками», который меня толкнул. Я полностью поглощена сокровищами, которые свалила в кучу, возможностью поднять, рассмотреть, вернуть на стол, разделить, упорядочить.
– Все нормально, милая, – говорит продавец, тоже наклоняется, чтобы помочь мне. – Торговля здесь не очень организованная.
Я поднимаю изящные серебряные часы с того места, где они упали, между двух салатных вилок разного цвета. Покачиваю из стороны в сторону, чтобы полюбоваться, как солнце играет на циферблате.
Продавец видит часы, которые я держу, и на лице отражается изумление.
– Ох, они не для продажи. – У него на груди наклейка-бейджик, на ней красными расползающимися буквами написано: «ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ МАРИО».
– Но… – начинаю я. Он наклоняется вперед и практически вырывает часы из моей руки. Внезапно меня наполняет жаркая злость, которую я не могу сдержать. Набрасываюсь на него. – Не следовало вам выкладывать вещи, которые люди не могут купить, знаете ли. Это нечестно.