Стоило ветру подуть к морю,
и защитники закашлялись, часто заморгали и принялись
тереть глаза, слезящиеся и красные как после струи
из баллона. Вонь от черной орды шла немилосердная
и больше всего напоминала ядреный концентрат гнили
и битума. Ходили когда-нибудь мимо дороги, где перекладывали
асфальт? Вот представьте, что в кузове грейдера сдохла
корова — аромат соответствующий.
— Ух, сука... — Ермолай
не стерпел, свесился с зубца и обильно вырвал.
А ведь предупреждал вчера — меньше пей, в средние
века алкоголь очищать не умели.
Я зажал нос и рот рукавом
балахона и как смог напряг зрение. Во главе пешей толпы
скакала фигура в темных одеждах, но с такого
расстояния не разобрать, мужчина это, женщина или иное
создание, восставшее прямиком из Нижнего мира. Когда же
спросил стоящего рядом воина, что за черти пожаловали, тот
прошептал:
— Легат... Легат вернулся...
После чего спрыгнул со стены.
— Это что за покемон? — Ермак
подался вперед, и мне пришлось схватить товарища за плечо и
оттащить от амбразуры, чтобы он не повторил судьбу плавающего в
крепостном рву бойца.
Подъехавший на ящероподобном
звере персонаж и в самом деле отличался крайней степенью
колоритности. Я немного привык к запаху замерших
за спиной предводителя бесов, протер наконец глаза
от пелены и как следует рассмотрел таинственного
гостя.
Первое, на что обратил
внимание — женоподобная внешность, на фоне которой мое
эльфийское лицо казалось вершиной брутальной самцовости. Особенно
теперь, когда покрылось двухдневной порослью, а борода
у меня, к слову, ровная и густая как обувная щетка.
Если бы не клинышек на остром подбородке, я бы
ни за что не распознал в пришельце парня —
тощий, невысокий, с почерневшими, будто накрашенными
(а может и накрашенными) губами, болезненно-бледной кожей
и жидкими рыжими локонами аж до середины спины.
С такими патлами ему бы в рекламе шампуня сниматься,
который от корней до самых кончиков,
а не разъезжать с ордой чудищ на прицепе.
На широком лбу его виднелись
рожки — вполовину меньше, чем у моей суккубы, причем
правый то ли срублен, то ли спилен почти
до основания. Глаз под ним на манер кутузовской повязки
закрывал отрез кружевного (как у вуали) черного шелка.
От виска до левой щеки через сломанный тонкий нос
протянулся уродлиый шрам с запеченными краями. Похоже, кто-то
от души треснул парня огненным клинком по роже, отшиб рог
и выжег глаз, отчего уцелевшее око полыхало алой яростью,
а зрачок сжался до вертикальной щелки.