Село покинув родное,
Бежит девица с пригорка;
Распались косы волною,
Рыдает горько-прегорько.
Сбежала на луговину,
Где речка льется неспешно,
И, руки белые вскинув,
Зовет она безутешно:
«Красавицы водяные,
Любезные свитезянки!
Узнайте, сестры родные,
О горе бедной селянки!
Я верно любила пана,
И пан твердил мне, что любит,
Теперь икая желанна,
Он Кшисю бедную губит.
Живи же, пеблагодарный,
С своею знатной женою,
Но только не смей, коварный,
Глумиться здесь надо мною!
Ох, как несносно томиться
Обманутой, нелюбимой!
Меня примите, сестрицы;
Но сын мой… сын мой родимый!..»
Так молвив, вновь зарыдала,
Ломает руки в кручине,
И в омут с берега пала,
И скрылась в водной пучине.
А там, за. лесом, огнями
Сверкает ярко усадьба;
Там пан пирует с гостями,
Идет веселая свадьба.
Вдруг, музыку заглушая,
Дитя заплакало тонко;
Старик, к груди прижимая,
Несет из чащи ребенка.
К реке идет торопливо,
Туда, где тесной гурьбою
Стоят зеленые ивы,
Сплетясь шатром над рекою.
И став под сенью ветвистой,
И плачет, и призывает:
«Ах, Кшися, мне отзовись ты!
Кто дитятко приласкает?»
«В реке лежит мое тело,
Чуть слышен отклик средь ночи,
От стужи вся онемела,
Песком засыпало очи;
Меня по острым каменьям
Несут жестокие волны;
Питаюсь горьким кореньем,
Росой уста мои полны».
Но старый в сени ветвистой
По-прежнему призывает:
«Ах, Кшися, мне отзовись ты!
Кто дитятко приласкает?»
И что-то вдруг шевельнулось
В воде – легонько, не шибко;
Волна о берег плеснулась,
И кверху выплыла рыбка.
Собой совсем невеличка,
Скользит по отмели белой,
Так выскользает плотичка
Из-под руки неумелой.
Спина в сверкающих блестках.