У дона Хуана зашумело в голове. Дон Эстебано славился во всей Кастилии как отчаянный и умелый рубака! И этот старик, что стоит сейчас перед ним в боевой позиции, сумел уложить одного из лучших рыцарей ордена Калатравы?! Не иначе как сам архангел Мигель помогал дону Аугусто совершить правый суд.
Дон Тенорио мысленно вознес молитву святому Христофору, избавляющему от внезапной насильственной смерти, и слабеющей рукой вытащил меч.
А вот рука престарелого дона Спинелло оказалась на редкость крепкой и быстрой.
И вот уже дон Хуан лежит на каменных плитах, сраженный ловким выпадом дона Аугусто. Лежит, не в силах позвать на помощь, и кровь, льющаяся из его груди, смешивается с навозом, заляпавшим плащ.
Дон Аугусто склонился над поверженным противником и пнул его в бок носком сапога.
– Эй, сеньор Тенорио!
Старик всмотрелся в широко распахнутые, неподвижные глаза дона Хуана. Затем перекрестился.
– Похоже, отдал душу Сатане… Следовало бы, конечно, приложить ухо к сердцу истекающего кровью обидчика, да уж больно грязен его камзол.
Веки Тенорио пошевелились.
– А, так ты еще дышишь! – усмехнулся Спинелло и вынул из ножен кинжал.
Он намеревался перерезать горло умирающему, отчасти даже из христианских побуждений – дабы прекратить муки страдальца. Но внезапно новое соображение заставило старого рыцаря спрятать кинжал.
– Похоже, такова воля Божья, – пробормотал дон Аугусто. – Он дает тебе, дон Хуан, еще несколько минут жизни. Вспомни перед кончиной все свои мерзости и все то горе, которое ты причинил людям на своем коротком веку! И, если можешь, покайся пред лицом всевышнего.
И, позвякивая шпорами, Спинелло удалился из патио.
… Дон Хуан лежал, как ему казалось, бесконечно долго, и жизнь утекала из него вместе с ручейком крови, но рассудок оставался незамутненным. И горькие мысли бродили в его голове.
Дон Хуан умирал и перед смертью пытался понять, почему к своим двадцати двум годам он стал человеком-изгоем, которого презирали и ненавидели все (или почти все) севильские идальго, доны и доньи…
Может быть, корень зла в его отталкивающем лице, ранней плешивости и низком росте? Но ведь все эти изъяны, включая рассеченные мечами щеки, шишковатые лбы (последствия «поцелуя» снаряда пращи), выбитые зубы и глаза, были далеко не редкостью даже среди рикос омбрес – высшей знати, а порой и среди коронованных особ. Дон Хуан вынужден был признать, что внешние недостатки не закрывают наглухо путь к успеху в любовных делах. За свою жизнь он не раз видел, как многие идальгос и кабальерос, по несчастью наделенные каким-либо уродством, тем не менее упорно ищут любви андалусских красавиц и довольно часто добиваются взаимности.