Сюда приехал после Чернобыля, тут мне, как говорится, пенсион подошел. У меня же выработанный стаж заводчанина. Вот и возраст подошел. Я сначала, пока лето было, вроде бы ничего. Тут сад-огород, рыбалочка, пятое-десятое… Этюды… Осень-то подошла – прямо тоска зеленая. Встречаю одного своего знакомого, а он говорит – в ФИБе образуется новая группа спектрометрии. А мне это дело знакомо. Я говорю: «Давай, поглядим!»
И вот взяли меня туда инженером первой категории, там я и работал.
Ничего, хорошо, всё в порядке, а потом, когда вся эта катавасия-то наступила, в самые худшие ельцинские времена-то, разгром всяких институтов, в том числе и нашего, мой начальник отдела Дёмин был приглашен в наш Центр госсанэпиднадзора и меня за собой потянул. Вот туда мы с ним перешли.
Так до 2003 года я там проработал. А вот когда случилась-то вот эта бяка-то со мной, то говорят, что есть приказ по минздраву – онкологическим больным работать с ионизирующим излучением запрещено.
Ну, как говорят, не попрешь…
Пришлось уйти на чистую пенсию. Сделали мне ручкой. Ну, конечно, обидно было. Потом думаю: да ладно. Всё, что имеет начало, должно иметь и конец. На этом мы и расстались.
А сейчас вот свободный художник.
Мажу потихонечку.
Уходят старики-художники. Уходят,
Эпоху унося с собой.
Всё правильно. Так и должно быть вроде,
А почему-то остается боль.
Не обо всем еще их расспросили.
Не всё они успели рассказать.
Как жили, как любили, как творили —
Нам не дано, а хочется понять.
Другие мы. Совсем-совсем другие.
И в нашей жизни столько суеты,
Что время мы не часто находили,
Чтобы наладить памяти мосты.
Простите, старики-художники. Простите,
Что не всегда мы понимали вас.
И всё же, сколько можете – живите.
Ведь мы в вас так нуждаемся сейчас…
Юрий Николаевич Сметанин,
ветеран «ЮУС»
Мы жили в одном совхозе, там, в Заволжье, а потом, когда война-то началась, к нам тоже попали эвакуированные. И там, среди них, в одной семье вдруг оказались цветные карандаши. Их пытались поменять на съестное, ну, вот мама их выменяла. Я этими цветными карандашами… С бумагой, конечно, была напряженка, это естественно, но, тем не менее, на любом клочке я чего-то рисовал, для меня это было просто наслаждением.
А потом в школу пошел, у нас был урок рисования. Вот. А потом, когда я уже учился в ремесленном училище, поступил в городскую студию. И там я получил хорошие начальные уроки. Вот поэтому-то я и стал полковым-то художником.