К трем часам дня от жары скукоживается голова. Я никогда в жизни столько не ходила. Как назло, нигде нет ни магазина, ни дома, где можно попросить стакан воды. И тут на краю причала замечаю женскую фигурку; тетка рыбачит, так вписавшись в угол причала, что ее почти не видно. До нее еще далеко, камнем не докинешь, но видно, как она берет фляжку, что-то наливает оттуда в кружку и пьет. Обычно я бы этого не сделала, но жажда непереносима, и я шагаю по деревянному причалу прямо к этой тетке, нарочно топая ногами, чтобы она не испугалась моего появления.
– Простите, пожалуйста, вы не дадите мне напиться? Хоть капельку глотнуть, очень вас прошу!
Она даже не оборачивается:
– Холодный чай будешь? – Голос хрипловатый, из каких-то жарких стран.
– Еще бы! Это просто замечательно! Спасибо. Я не привередливая.
– Ну, раз не привередливая, то пей на здоровье.
Наливаю себе полную кружку, не думая о микробах и прочей заразе. На обычный чай не похоже, но ничего столь же освежающего я в жизни не пила; с наслаждением отхлебываю прохладную терпкую жидкость, полощу глотком пересохший рот, внимательно разглядываю мою спасительницу. Маленькие слоновьи глазки на морщинистом старушечьем лице; коротко остриженные седые волосы; несвежая рубаха-сафари; кожаная шляпа с широкими полями, которая выглядит так, будто ей лет сто.
– Нравится? – спрашивает старуха.
– Да, – говорю я, – просто отлично! А на вкус как трава.
– Это зеленый чай. Хорошо, что ты не привередливая.
– С каких это пор чай стал зеленым?
– С тех пор, как стали зелеными листья на чайных кустах.
Рыба плещет хвостом. Я вижу всплеск, но не пойму, где сама рыба.
– Много сегодня наловили?
Помолчав, она отвечает:
– Пять окуней. Одна форель. В жару плохо клюет.
Рядом нет ни ведерка, ни другой посудины.
– И где же рыба?
На старую кожаную шляпу садится пчела.
– Я всех отпустила.
– Зачем же вы ловите рыбу, если она вам не нужна?
Секунды проходят в молчании.
– Чтобы разговор поддержать.
Озираюсь: узенькая протоптанная тропинка, заросшее сорняками поле, чахлый лесок и старая, еле заметная дорога. Да старуха просто придуривается!
– Здесь же никого нет.
Пчела чувствует себя прекрасно, не двигается, даже когда старуха начинает выбирать леску. Я на всякий случай отхожу в сторонку. Старуха проверяет нетронутую наживку на крючке. Капли воды падают на пересохшие доски причала. Река лижет берег, плещет у деревянных подпор. Старуха, по-прежнему не вставая, ловким движением руки забрасывает леску с грузилом подальше, катушка негромко жужжит, грузило уходит под воду точно там же, где раньше. По воде разбегаются легкие круги. Вокруг полный штиль…