Всё это усугублялось, проблемы и недовольство другим нарастало, как снежный ком, и в конце концов снесло бы нас рано или поздно, потому что мы не сумели разрешить эти проблемы вовремя.
— Значит, ты говорил как-то не так! Не теми словами, — заявила я.
Признаваться в том, что, вероятно, и сама была не во всём права я, категорически не желала. Как бы я ни вела себя, моя вина и влияние на произошедшее всё же очень косвенные. И я не вставляла ему ножа в спину и не заводила шашни с другими мужиками, потому что мне, видите ли, ласки и внимания не хватало…
Это Стёпа сделал. Это он меня предал.
Это он забросал весь мой огород камнями сегодня.
Это он убил нашу семью, нашу любовь, какой бы хромой она сейчас ни была у нас.
Но она…была.
Была же?
Теперь у меня не было однозначного ответа на этот вопрос.
Всё слишком сложно в жизни оказалось, чтобы точно сказать, что есть — белое, а что — чёрное. Да и есть ли вообще все эти границы? Может, оба эти цвета — всего лишь оттенки других цветов?
— Не теми словами? — возмутился Степан. — И не тем тоном, да?
— Да. Наверное, не тем.
— То есть, я виноват в том, что ты меня не понимала?
— Значит, ты плохо объяснял.
— Ну, отлично! Главный козёл отпущения найден — это я.
— Не знаю, что насчёт отпущения, но козёл ты действительно — знатный!
— Нет. Так мы с тобой точно не договоримся… — покачал муж головой.
7. 7.
— А о чём ты хочешь договориться, Стёп? — горько усмехнулась я. — Ты уже всё сделал в любом случае, чтобы назад дороги не было. Показал уже, что наша семья ничего для тебя больше не стоит, и ты готов променять меня, свою жену, что была тебе верна двадцать девять лет, на какую-то молодую пигалицу. Я не вижу вообще смысла о чём-то беседовать — мне лично всё и без соплей ясно. Я тебя попросила уйти ещё полчаса назад, и я не понимаю, почему ты всё ещё здесь. Это больше не твой дом.
— Почему — не мой? Такой же мой, как и твой, — фыркнул он.
— Хочешь сказать, что отнимешь у детей дом? — вскинула я брови. — Самойлов, не падай ещё ниже. Ниже просто уже некуда. Я останусь тут, с детьми. Поэтому уйдёшь ты, конечно же. Что здесь нелогичного?
— Но этот дом — мой. Я вместе с тобой платил эту грёбаную ипотеку. Теперь ты хочешь выставить меня вон с одними трусами в руках за…мелкую шалость?
— Со всем твоими трусами, милый, — поправила я его. — Не прибедняйся, у тебя они далеко не одни… Но да — я планирую тебя выставить вон. И плевать мне, что ты там платил, если ты — предатель и падла, понятно тебе? Теперь собирай свои монатки и иди туда, где задницы крепче грецкого ореха.