Геннадий Юрьевич сидел на том же диване, на котором сидел Джон Паркер. Недопитый стакан мохито до сих пор стоял на столике, а профессор тупо уставился на него невидящим взглядом. Он полностью погрузился в свои мысли, и, казалось, ничто не сможет вывести его из этого состояния.
Но, не прошло и двадцати минут, как профессор вышел из мира дум. Он принял решение: вечером он вернётся в санаторий, переночует там, потом, утром, проведёт диагностические процедуры Бионики, и посадит её в свой аэрокар. Они полетят смотреть мир. Геннадий Юрьевич мысленно согласился с советом Дмитрия Данова – Бионике нужна встряска! И может быть тогда её мозг начнёт работать в полную силу.
Это решено. Весь завтрашний день он посвятит Бионике. За одно и выходной себе сделает! Хотя как раз в эти дни выходной делать бы и нежелательно. Но, что поделаешь! На что не пойдёшь ради любимой дочери! Профессор улыбнулся при этой мысли. Хотя, почему бы и не представить широкой общественности Бионику, как настоящую дочь? Скажем, как какую-нибудь внебрачную!.. Об этой девушке знали только некоторые – самые близкие друзья, которым можно доверять, ведь Геннадий Юрьевич не хотел, чтобы его тайна была раскрыта.
Друзья этого решения, конечно, не понимали; они сто раз спрашивали Левандовского, почему он не хочет, чтобы о Бионике узнал весь мир. Но Геннадий Юрьевич был своеобразным человеком, и, если вобьёт что-то себе в голову, то это уже окончательно. Он не хотел, чтобы о ней знали, и всё!
Итак, завтра – Бионика, а послезавтра – Роскосмос.
Геннадий Юрьевич задумал всё-таки полететь туда, не откладывая.
Он рывком встал с дивана, чтобы связаться с главным офисом концерна. Ему ответил главный секретарь. Профессор записался на послезавтра, на двенадцать часов пополудни.
Ещё немного посидев и поразмыслив о том, о сём, Геннадий Юрьевич решил, что на сегодня хватит – его рабочий день закончен… Хотя, конечно, было ещё много дел, но профессор решил вернуться к Бионике, которую так быстро покинул сегодня утром. Сейчас профессору почему-то стало жалко эту бедную девушку: он кричал на неё, ругал, а потом и вовсе оставил одну! Да, нужно лететь к ней, чтобы хоть как-то скрасить её одинокое существование.
Геннадий Юрьевич покинул кабинет и пошёл на парковку.
Аэрокар стоял, блестя на солнце – вымытый, обеззараженный, продезинфицированный!.. Геннадий Юрьевич терпеть не мог грязь. Его чистоплотность порой доходила до абсурда! Болезненная мания чистоты веселила окружающих, но никто не смел при Левандовском даже заикнуться об этом. Профессор был «большим человеком», светилом в мире науки; его разработки использовались не только на Земле, но и в космосе; и поэтому, он имел довольно-таки большой вес в обществе. Попробуй тут посмейся в открытую! Сразу вылетишь с работы, и не просто вылетишь, а ещё и с отвратительной характеристикой, из-за которой тебя больше никогда, никуда не примут. Профессор, конечно, знал, что над ним посмеиваются, но ему было глубоко наплевать: «Пусть смеются, но только, чтобы я этого не слышал!», думал профессор и продолжал мыть руки сотый раз за день.