Водитель «ЗИСа» посмотрел на песчаный холм, поляну, огромные деревья и голубое небо. По небу плыли плавно и неторопливо тонкие концентрические окружности величиной с трехкопеечную монету. Они покрывали пространство небольшими кучками и были похожи на маленькие мыльные пузыри, только не объемные, а плоские.
«Ну вот, теперь я знаю, что это облака плывут, а раньше я никогда не видел их», – вслух подумал водитель…
Он бросил веревочку, за которую тащил свой, хотя и большой, но все же игрушечный грузовик и вывалил камушки из его кузова на кучу песка в центре крошечной полянки в зарослях вишняка.
Водителю было не больше трех лет от рода и, по-видимому, он страдал малокровием из-за недостаточно хорошего питания, отчего в глазах у него плыли «мухи», которые он принимал за облака.
Солнце щедро дарило свет и тепло старому саду, такому же старому бревенчатому дому, малышу, песчаной куче и всему миру.
Довольно большая лужайка, поросшая мягкой коротенькой, словно стриженой травкой, приютившаяся на перекрестке трех улиц: Верхней, Нижней и Почтовой была занята срубом дома, который время от времени менял свой облик, так как его увозили на место строительства, но на этом месте вырастал, почти как гриб, новый сруб, и ватага мальчишек порой даже не замечала подмены. Сруб как сруб – всегда из свежих отесанных бревен, приятно пахнущих сосновой смолой.
С утра до позднего вечера над поляной был слышен шум веселых детских голосов, сопровождающий всяческие игры и озорство.
Со стороны поляна казалась беспорядочным скоплением детей. На самом деле здесь существовал строгий, хотя и не писаный закон. Все играющие были объединены в возрастные группы. Сруб принадлежал мальчишкам 10—12 лет.
Закон этот почти никогда не нарушался. Правда, был один курьезный случай.
Первоклассник, маленький ростом мальчик с большими черными глазами, щупленький, говорливый и озорной, явился к срубу в новенькой форменной фуражке. На эмблеме, в самом центре, красовалась буква «Ш» – школьник.
«Швед, швед», – начали дразнить мальчишку старшие ребята. Мальчишка насупился и молча, полез по неубранным еще лесам сруба на стену. Он забрался на самый верх, лихо прошел по балке и уселся на ее середине, словно на коне.
«Сами вы шведы, – гордо огрызнулся он с чувством превосходства высоко сидящего человека, – кто пройдет по балке, как я. Эх, вы, трусы!».