Пипс понимал, что вступает на скользкую почву и нужна крайняя осторожность. Сэр Эдвард Монтегю, первый граф Сэндвич, адмирал-лейтенант Королевского военно-морского флота, был родственником Пипса и его бесценным покровителем. Но про миссис Бек и похождения Сэндвича знал весь Лондон, вплоть до поломоек и мальчиков на побегушках. Пипс считал, что подобная женщина совершенно не подходит в любовницы его высокопоставленному кузену. Он тайно именовал ее «челсийской шлюхой». И упрекал Сэндвича – не только за измену жене, леди Джемайме, которую любил, но и за то, что Сэндвич рискует своей репутацией и карьерой на флоте. Нельзя сказать, чтобы Пипс был в своих упреках совершенно бескорыстен: если разразится буря скандала и Сэндвич пойдет на дно, он может утащить за собой и Пипса.
Впрочем, Пипс не имел морального права упрекать Сэндвича: супружеская верность не входила в число его добродетелей. После очередного загула он оставлял в дневнике покаянные записи и клялся больше никогда не поддаваться искушению. Сожаления, поверенные бумаге, были жалким подобием раскаяния. Но хоть что-то.
Пипс пока не ведал о еще одном аспекте этой истории. Многие годы спустя, после особенно бурной супружеской стычки, жена поведала ему, что Сэндвич и ее звал к себе в любовницы. Можно только догадываться, какие мысли проносились в голове у лорда, когда Пипс являлся бранить его за плотскую связь с миссис Бек.
Флотт спросил Сэма, правда ли, что челсийская шлюха наградила его светлость дурной болезнью.
Желая переменить тему, Пипс притворился, что ничего не знает о сем несчастии. Взамен он выразил удивление тем, что лорд Даунинг давно не поручал ему шифровать никаких бумаг. Пипс любил «циферное дело», то есть разработку тайных кодировок для конфиденциальных посланий. Он сказал Флотту, что ущемлен таким невниманием. Неужели кто-то другой превзошел его в циферном деле?
Флотт ответил, что сам удивлен: отчего, в самом деле, Даунинг не обращался к Пипсу? Ведь за минувшие недели его светлость отправил столько зашифрованных посланий, что, «будучи сложены вместе, они, пожалуй, окажутся толще Библии короля Иакова».
Пипс лишился дара речи. Почему Даунинг не обратился к нему?!
Единственное объяснение – Даунинг хотел скрыть от него содержание писем. А это значило, что они касались военного флота. Но зачем, спросил себя Пипс, зачем скрывать дело, касающееся флота, от делопроизводителя Морского управления – то есть человека, в первую голову отвечающего за боеготовность этого самого флота?