Он рассмеялся, и я за ним.
– Попала?
– Не, он пригнулся, чашка разбилась о стену, но чаем его облило конкретно.
Я посмотрела Кассу в глаза.
– А что она еще разбила?
– Сбросила с лестницы телевизор.
Тут мы расхохотались как ненормальные.
– Во дает, – сказала я, – сильная у тебя мама.
На это Касс ответил.
– Подумаешь, телевизор был маленький и она все равно собиралась покупать новый, так что невелика потеря. Мама считает, что у папы теперь прекрасная новая жизнь на новом месте с новой женщиной и готовой дочкой.
– Она про меня знает?
– Конечно.
Я просияла при мысли о том, что взрослые говорили обо мне и какая-то чужая тетка мне завидует.
Я показала Кассу свой фирменный способ залезать на дерево и объяснила, с какой ветки удобнее перебираться на стену. Он отметил, что я точно знаю, как вести себя при пожаре, так что наверняка спасусь. Мы залезли на самую верхушку, и я показала ему окна нашей квартиры, мы высматривали в них мою маму и его папу, но в стеклах отражалось солнце, так что мы ничего не увидели. Потом мы принялись разглядывать чужие окна, надеясь, что увидим кого-нибудь из соседей голыми, но тоже никого не увидели. Еще мы играли в дурацкие игры: у кого самые дебильные занавески, у кого больше всего хлама на подоконнике, у кого самые грязные стекла и самые уродливые цветы. Сошлись на том, что этого добра полно у обоих. И хохотали как ненормальные. Мне почему-то было приятно, что я могу его рассмешить.
Но приятнее всего было, когда он спросил меня о моем отце.
– Я никогда его не видела, – ответила я. – Он бросил маму, когда она забеременела мной.
До этой минуты я никогда в жизни не радовалась тому, что не знала отца. Но, когда я в этом призналась, у меня появилось чувство, будто я сделала Кассу какой-то важный подарок.
Он протяжно присвистнул и пожал мне руку.
– Как же меня бесят взрослые, – сказал он.
Мы словно надрезали пальцы ножом и породнились кровью.
Наша квартира была похожа на рекламную картинку: в окна било яркое солнце, стол на кухне ломился от вкусностей. Айрис рисовала, сидя за журнальным столиком, Джон развалился в кресле, ковер устилали субботние газеты. Я надеялась, Джон промолчит, но стоило мне войти в комнату, как он тут же вскинул глаза:
– Ну что, успокоилась?
– Прости.
– И все?
– Прости, что я тебе такого наговорила. Я не хотела. Надеюсь, вечеринка получится замечательная. Обещаю, что больше не сорвусь.