И если среди ночи мой кашель становился сухим и особенно мучительным, эта любовь, мягко ступая, входила в комнату, и ее руки заново закрепляли фланель у меня на груди, поправляли одеяло и мимолетно касались моего горячего лба. Так что, думая об осени, я всегда представляю себе эти руки – руки той, которая не хотела, чтобы я умерла.
И мистер Генри появился тоже осенью. Наш жилец. Наш жилец.
Эти два слова воздушными шариками слетали с наших губ и парили над головой – безмолвные, отдельные и приятно-загадочные. Непринужденно обсуждая с приятельницами его прибытие, мать выглядела на редкость довольной.
– Вы ж его знаете, – говорила она. – Генри Вашингтон. Он еще с мисс Делией Джонс жил, там, на Тринадцатой улице. Но теперь-то она совсем ку-ку, куда ей за жильцом ухаживать. Вот он и стал себе другое место подыскивать.
– Ну да, ну да, – поддакивали ее подружки, не скрывая своего любопытства.
– Я все думала, сколько он еще у нее-то протянет, – заметила одна. – Говорят, она совсем умом тронулась. Уж и его зачастую не узнавала, да и многих других тоже.
– Это верно. Тот старый грязный негр, с которым она тогда сошлась, ее бедной головушке уж точно не помог.
– А слыхали, что он людям-то рассказывал, когда ее бросил?
– Угу. Что?
– Так ведь сбежал-то он с той никудышной Пегги из Илирии. Ну да вы ее знаете.
– Неужто с одной из девчонок Старой Грязнули Бесси?
– Вот именно! В общем, кто-то у него спросил, с чего это он решил бросить такую хорошую женщину и добрую христианку, как Делия, ради этой телки. Всем ведь известно, что у Делии в доме всегда полный порядок был. А он и говорит; мол, Богом клянусь, но причина только в том, что ему больше не под силу выносить запах фиалковой воды, которой Делия вечно поливается. И прибавил: уж больно она, Делия Джонс, для меня чистая.
– Кобелина старый! Вот ведь гнусность какая!
– И не говори. Ишь, еще и причину выдумал!
– Да никакая это не причина. Кобель он – вот и все. Много их таких.
– Так с ней поэтому удар-то случился?
– Наверняка. Хотя у них в семье, как известно, ни одна из дочерей с юности крепким умом не отличалась.
– Ага, возьмите хоть Хэтти. Ну ту, что вечно улыбалась, помните? Уж она-то точно была с приветом. А их тетушка Джулия и до сих пор по Шестнадцатой улице туда-сюда бродит и сама с собой разговаривает.