прародительницей гранатов, винограда, персиков и груш – всего того, что насыщает, доставляет удовольствие, поддерживает жизнь. В волосах Мики запутались веточки кинзы и петрушки, с Микиных плеч свисали бычьи хвосты, шею украшали ожерелья из маслин и чернослива; колосья, свиные лопатки, растительное масло, вино – из этого состояли теперь Микина плоть и кровь.
– Люди… Они так смотрят на вас… Как будто готовы съесть вас живьем, – шепнул Мике вконец сбитый с толку Ральф.
– Пусть смотрят, – улыбнулась Мика.
– Они… Они идут за нами…
– Это ничего, – Мика улыбнулась еще шире. – Они скоро отстанут.
Люди и правда отстали, стоило только выйти за ворота рынка, а Мика снова стала Микой – ничем не примечательной девушкой двадцати одного года от роду. О странном, малопонятном происшествии на рынке напоминали только сумки, набитые снедью (их нес Ральф) и легкое покалывание в груди Мики – в той самой точке, куда попало острие ножа.
Покалывание исчезло к вечеру, и Мика и думать забыла о нем.
Как и о предложении, которое сделал ей Ральф, едва они уселись в «Фольксваген Пассат».
– У вас есть друг, liebe фройляйн Полина? – спросил он, глядя перед собой.
– Ну какая же я фройляйн, Ральф, не смешите! И вообще… Можете звать меня Микой.
Худощавый, невысокий, с растерянным лицом ребенка, застывшего перед экраном в ожидании девятичасовых новостей, Ральф не таил в себе никаких опасностей и уже поэтому был симпатичен Мике. «Liebe фройляйн» каждый раз выползало из его рта с натужным скрипом, так почему бы не упростить отношения? Никаких препятствий к этому нет.
– Мика?
– Точно. Все близкие люди зовут меня так.
Мика лукавила. Уже давно никто не звал ее так. Те, кто мог бы, давно умерли или хуже мертвых. «Хуже мертвых», безусловно, относится к Ваське, в их отношениях нет ничего живого, ничего сердечного, между ними тот самый холод стекла, о котором говорил Ральф.
– … Вы приглашаете меня войти в круг близких вам людей? —
Мика даже поморщилась, так пафосно это прозвучало.
– Ну… Что-то вроде того.
Неожиданное известие обрадовало Ральфа, оно было сродни выигрышу в лотерею мопеда, новенького, блестящего, со стилизованным изображением Мирового Червя на корпусе. Хотя зачем Ральфу мопед, ведь у него уже есть автомобиль?
– Означает ли это, что могли бы сблизиться еще больше? Со временем, – тут же поправился Ральф.