Учитель стоял возле своего письменного стола, глядя в окно, и постукивал по ладони деревянным ножом для вскрытия писем. Он смотрел в окно и думал, что больше всего любил свой кабинет именно за скучный вид, открывавшийся оттуда. Остальные окна школы выходили на город, озеро или во внутренний двор, словом, туда, где кипела жизнь. Окно Сорланда выходило на бурьян. Сюда никому не приходило в голову заглядывать скоротать часок-другой, даже солнце обходило эту землю стороной, когда тень не падала от здания школы, она тянулась от высокого леса, начинавшегося сразу за бурьяном.
После некоторых раздумий Джим Сорланд убрал извещение в карман, небрежно набросил шарф поверх пиджака, перекинул через руку лёгкое пальто, в котором пришел с утра на работу, и направился к выходу.
Бодрым шагом учитель истории прошел от школы до дома, стараясь ни с кем не задерживаться на разговоры. Дабы сэкономить время, перекусил чем-то малосъедобным на углу в «Крови Насущной», поднялся домой за тёплым пальто и саквояжем, в который сложил пару книг с яркими картинками, один учебник, подшивку с картами, несколько рекламных проспектов, застегнул саквояж и направился к транспортной станции.
Транспортная станция или хол-станция, как её чаще всего называли, находилась всего в паре улиц от его дома. Это был красивый, вытянутый вдоль всей южной стороны площади деревянный павильон с резной крышей, опиравшейся на тонкие колонны. Он словно висел в воздухе, парил над мостовой.
Джим Сорланд подошел к кассе и наклонился к окошку.
– Анклав Норзурстрёнд, Исландия. В один конец.
– Две вётлы, десять жуков, пожалуйста.
Полная пожилая женщина в шляпке, расшитой разнообразными предметами, не предполагающими служить украшениями, как то: скрепки, монеты, пожелтевшие чеки, буквы от печатной машинки и даже красная маленькая игрушечная лошадка, – вышла из своей конторки и направилась к учителю. Закутанная в темно-синюю клетчатую шаль, двигалась она медленно и чинно. Пройдя мимо Джима Сорланда, женщина остановилась перед табличкой «Для самообслуживания». Морщинистыми руками, облаченными в кружевные перчатки без пальцев, она взяла лежавшую под табличкой книгу и открыла на разделе «Европа». Потом, словно перебирая фотографии семейного альбома, пролистала до буквы Н, посмотрела на одной только ей понятные знаки и закорючки, закрыла книгу, сняла с пояса небольшой клинок, немного присела, словно хотела поднять что-то с пола, воткнула клинок в воздух и очертила круг, настолько большой, насколько позволял ей рост. Круг заискрился тонкой линией, воздух внутри него поменял цвет и стал размытым, Джим Сорланд, пригнувшись, шагнул в круг и исчез вместе со свечением.