– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил старшина, пробегая глазами написанное. – Скажите, гражданин Ревзин, вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Старик, успевший сгорбиться на одном из стульев, что длинным рядом тянулись вдоль стены, покачал головой.
– Нет. Мне до сих пор страшно.
– Минутку подождите. Я доложу.
Старик с горькой усмешкой взглянул на старшину. Глаза его будто насмехались: «Вот видишь, я был прав. Не твоего это молодого ума дело. Зелен ты еще, петушок – красный гребешок».
Через несколько минут после того, как постовой куда-то позвонил и сообщил о необычном посетителе, за Ревзиным спустилась какая-то девушка и проводила его на третий этаж.
Едва старик вошел в кабинет, Смолянинов сразу узнал в нем человека, которого частенько встречал поздними вечерами около Петропавловского переулка по дороге с работы, когда тот прогуливал дрожавшую всем тельцем крохотную собачонку.
Ревзин, редко поднимавший глаза во время прогулок, однако тоже узнал полковника. Даже издали строгая и осанистая фигура Смолянинова вызывала у него ощущение дискомфорта и досады, как попавшие за ворот короткие волоски после стрижки. Сейчас, увидев полковника вблизи, старик подумал, что хозяин кабинета непременно обругает его последними словами и вышвырнет в коридор. Но ошибся.
То и дело поглядывая на посетителя, которому, поздоровавшись, он предложил стул, Смолянинов внимательно прочитал заявление. Старик надеялся, что этим все и обойдется и его отпустят с миром. Но по тому, как Смолянинов посмотрел на него, оторвав взгляд от бумаги, понял, что предстоит долгий и, возможно, неприятный разговор.
– Расскажите все с самого начала, – как можно мягче предложил полковник, поняв состояние собеседника. – И, пожалуйста, поподробнее.
Несколько секунд старик молчал, собираясь с мыслями. Наконец заговорил. Сначала тихо, глядя куда-то под ноги. Но с каждой минутой он чувствовал себя все увереннее, говорил все громче, распаляясь и перескакивая с одного на другое. В голосе его, иногда срывавшемся на дискант, появились обида и горечь.
Ему и в самом деле было на что сетовать. С ним обошлись по-хамски. Но он не беззащитный и бессловесный Фавник, с которым можно делать что угодно. Он человек, и пусть теперь этим делом занимаются люди, которые обязаны охранять человека. Он такой же гражданин, как и все, и имеет право на защиту.