– Епитимья остается в силе! – задумчиво произнес Иоанн, – Подай новую рясу и сам переоденься! Кто бы это мог быть?
Служка облегченно вздохнул и бросился исполнять приказание, довольный, что так легко ушел от наказания. Хитер Дионисий, словно лис хитер, и специально кое-что не договорил. Пользовался доверчивостью епископа и шпионил за ним, докладывая через верных людей о каждом шаге владыки. Уж больно хотелось стать игуменом какого-нибудь монастыря под Афинами или Смирной.
* * *
Ночь сгустилась над Херсонесом, теплая летняя ночь, которая поглощает любые звуки. Погрузился в тишину и кафедральный собор Херсонеса, величественный храм, построенный с благословения патриарха Константинопольского в начале правления Юстиниана. Несколько свечей и лампад не рассеивали темноты в огромном здании, и Дионисию было-таки страшно. Назирей понимал, что Господь сохранит от напасти, но все равно не мог избавиться от дрожи в руках. Дверь у входа неожиданно громко скрипнула, хоть монах помнил, что епископ лично закрыл их на массивный замок. Сердце бешено забилось в груди, словно хотело вырваться наружу и скакать в дальний угол здания, где можно спрятаться от опасности.
– Кто здесь? Во имя Господа! Владыка, это Вы? – дрожащим голосом спросил Дионисий и на четвереньках отполз к алтарю, шепча молитвы.
Никто не появился, и эта несколько разочаровало монаха. Впрочем, нечисти не дано войти в освященный храм. Совершенно осмелев, Дионисий выполз из-за алтаря, пару раз икнул и подошел к двери. Она оказалась по-прежнему закрытой. Видно показалось. Бывает, особенно если ночь перевалила вершину и постепенно скатывается к рассвету. К утренней службе еще надо все приготовить, а то двумя ночами в базилике точно не обойдется. Суров епископ и несправедлив, а то давно уже был бы митрополитом. За работой оно и время идет быстрее и не так страшно. Нет, определенно в базилике кто-то есть!
– Выходи! Кто бы ты ни был, мирянин! – достаточно громко произнес Дионисий, и эхо гулко отозвалось под сводами.
Наваждение какое-то. Это, наверное, потому что храм стоит на месте языческих капищ. А где, спрашивается, строить базилики? Не за стенами же города? Издеваются демоны, терзают душу, а все потому, что грешен Дионисий, и грехи его тяжкие. Монах склонился перед распятием и стал изливать душу, просить милости Божией, после каждого слова отбивая поклон.