Надо было дежурство попросить. Домой не хотелось. Слишком там пусто, в этом ненужном одиноком доме с его тёмными комнатами. С его тупоголовыми, ничего не слышащими, лающими соседями. Светлый вышел в пустынный коридор участка, сунул монеты в кофе-аппарат. Внутри аппарата загудело, в отверстие выпал стаканчик, наполняемый горячим тёмным напитком.
Светлый вернулся в кабинет, запер дверь, выпил кофе. Сбросив туфли, укрывшись курткой, он лёг на обшарпанный диван и закрыл глаза.
Во сне он долго бежал по тёмным, неприветливым дворам. Неприятного бежевого цвета прямоугольники окон глядели на него с жалостью, с презрением. А Светлый всё бежал, пачкаясь в рыхлой подмерзающей грязи, крича, выискивая. Светлый видел в проходе широкую спину ублюдка, который надругался над его женой. Светлый бежал в этот проход, но ублюдок уже был в другом конце двора и нырял в другой тёмный проход, отстукивая каблуками спешный шаг. Светлый всё бежал и бежал. И никак не мог догнать.
Светлый засыпал.
Ему было холодно.
Я стою посреди банковского хранилища без штанов. На полу разбросаны в беспорядке мои черновики с пометками вперемешку с нарисованными денежными купюрами. Я смотрю на полки хранилища у стены. На них, подобно золотым слиткам, лежат книги. Кипы различных томов: от ветхих рваных до блестящих новеньких, опьяняюще пахнущих, будто они только из типографии. От классики и до современной литературы. Обернувшись, я вижу большой круглый проём и распахнутую настежь толстую дверь. В коридоре, на расставленных в ряд стульях, сидят: Афина зевающая; Илья делающий; Бурый шепчущий; Художник вожделенный. За ними, в тени, ещё несколько рядов, на которых сидят фигуры с расплывчатыми лицами. Они похлопывают, переговариваются, посмеиваются, показывают на меня пальцами друг другу, переворачивают программки, включают свои телефоны, звонят.