Я переключился на рутинный труд, которым обычно занимался Голиков. Это проверка каналов связи, анализ текущих цифр, поиск сомнительных операций. Я стремился хоть чем-то занять мозг, чтобы вытеснить угнетающие мысли о семейной трагедии. Постепенно технические проблемы отодвинули на задний план остальное. Мне бросилось в глаза явное несоответствие.
Я вслух прокомментировал увиденное на мониторе:
– Какая-то ошибка. В терминалы поступила одна сумма, а на счет зачислена сумма меньше.
– Где? – откликнулся Голиков и подкатил в офисном кресле ко мне. – Ах, это. Никакой ошибки, сейчас подправлю. Подвинься.
– Что ты делаешь? – нахмурился я, наблюдая, как Олег вносит изменения в таблицу банковских транзакций.
– Свою работу. Ввожу скрытый корректирующий коэффициент, согласно распоряжению босса. Вот так. Теперь суммы в отчетах совпадают, и никакая проверка не подкопается.
– Я что-то не понял насчет коэффициента.
Голиков усмехнулся:
– Юрий Андреевич, не будь наивным. Ты думаешь, зачем Радкевичу сеть сомнительных платежных терминалов «Юпитер-оплата», если у нас имеются официальные банкоматы?
– Расширение бизнеса.
– Правильно. Но какого бизнеса? – Глаза Олега хитро блеснули, он понизил голос: – Через терминалы поступает неучтенная наличка. Босс сам спускает мне нужный процент, и я подгоняю отчетность, чтобы все было чики-пики.
– Почему я не в курсе?
– Потому что ты правильный, а я гибкий, – снисходительно улыбнувшись, выпятил грудь Голиков. – Зачем ты вообще полез не в свою зону ответственности?
Я сжал ладонями голову, вспомнил о дочери и простонал:
– Отстань.
– Перебрал вчера? – посочувствовал Олег. – Выйди, проветрись, выпей крепкий кофе. Могу аспирином поделиться.
– Ничего я не хочу! – взвился я, схватил битое яблоко и швырнул его в корзину с мусором.
– Баскетболист из тебя хреновый, – прокомментировал бросок Голиков, глядя на опрокинутую корзину и ускакавший плод.
Он покачал головой и пошел устранять последствия неумелого броска. Я остался один на один с тяжелыми мыслями, чувствуя себя хуже некуда. И жизнь, и работа разом повернулись ко мне неприглядной стороной. Мои руки долго не прикасались к клавиатуре, и дисплей погас. В черном зеркале монитора отражалось мое огрубевшее лицо и потемневшие контуры кабинета, словно я сам и мир вокруг попали в мрачное зазеркалье. Смотреть в жуткую черноту было невыносимо.