- А чего там было, на
аэродроме-то? – заволновался Василий. – Мы ж и не знаем ничего,
только и слышали, что стрельбу какую-то, взрыв. Затем «ишачок»
мотором гудел, взлетал, похоже, уж я-то не ошибусь. Потом снова из
пулеметов лупили, и авиационных, и обычных. Вы на немцев
наткнулись, да? А пилоты, баошники – с ними чего? Успели
уйти?
- Вась, давай я тебе попозже
расскажу, ладно? - Леха вовсе не собирался прямо сейчас живописать
товарищу трагедию, свидетелем которой он стал. – Обслуга успела
уйти и один из истребителей тоже.
- А…
- Оставить разговоры! - рявкнул
наученный опытом десантник, помнящий, что уставное обращение –
лучший способ успокоить взволнованного товарища, настроив того на
деловой лад. – Русским языком же сказано же – позже! Ну?
- Так точно, - захлопал
ресницами летун. – Виноват.
- Все, отбой, поднимайся. Наши,
вон, уже до дороги добрались, значит, и нам пора
сворачиваться.
Словно подтверждая его слова, в
наушнике гарнитуры раздался голос Локтева:
- Всем номерам, чисто, мы
закончили. Уходим. Противник уничтожен, потерь нет. «Нулевой-раз»,
трофеи собирать некогда, это явно не вся группа, так что уходим
налегке и быстро. Порядок движения прежний.
Размеренно топая рядом с Батищевым,
Леха искренне вздохнул:
- Знаешь, Михалыч, если честно,
жалко, что с самолетом не срослось! Так хотелось красиво уйти,
по-нашенски, по десантному. Да и не летал я давно, с самого
дембеля. Соскучился по небу.
Смерив десантника быстрым взглядом,
особист неожиданно пробормотал:
- Это тебе, разведка, хотелось.
Поскольку вы с товарищем старшим лейтенантом летать привыкли, кто в
небесах, а кто и повыше. Ну и с Васькой, понятно. А я, ежели
начистоту, этого дела до жути боюсь. Вот такая, понимаешь,
закавыка…
От услышанного Степанов даже с шага
сбился:
- Михалыч, так ты чего, ни разу на
самолете не летал? Про парашют даже и не спрашиваю.
- Не довелось, - смущенно отвел тот
взгляд. – И особого желания как-то не испытываю. Нет, ежели приказ
будет – это одно, супротив приказа не попрешь, понятно, а вот по
собственной инициативе? Увольте.
- Высоты боишься?
Батищев тяжело вздохнул:
- Да вот боюсь, признаться. Как ты
выражаешься – аж до усрачки. Если выше третьего этажа поднимусь, да
из окна вниз взгляну – даже подташнивать легонько начинает. Доктор
в нашем госпитале это как-то по-умному обозвал, «высотобоязнь», что
ли. Эдакая незадача… - и, видимо, поняв, что сказал лишнего, угрюмо
насупился: