Откинувшись на подушку, капитан
поерзал, устраиваясь поудобнее, прикрыл глаза и начал «вспоминать»
собственную биографию. Итак, родился он в тысяча девятьсот
шестнадцатом году в семье, как принято говорить в этом времени,
пролетариев, первый ребенок в семье. Мать – прачка, отец – рабочий
железнодорожного депо, активный участник большевистского подполья,
партийный стаж с 1904 года. Погиб в бою с белоказаками где-то на
Дону в восемнадцатом. Тогда же умерла от тифа младшая
сестренка.
В тридцатом Иван Минаев закончил
семилетку и, твердо решив связать свою судьбу с армией – отчасти в
память о сгинувшем в горниле Гражданской отце, - поступил в
пехотное училище, которое закончил через три года в звании младшего
лейтенанта. После училища нес службу в Белорусском особом военном
округе, летом сорокового года переименованным в ЗапОВО. Успел
Минаев и повоевать – после начала Второй Мировой в качестве
командира взвода участвовал в Польском походе; спустя год, будучи
уже ротным, сражался на Финской войне, где заработал легкое
обморожение, контузию и осколочное ранение от близкого разрыва
вражеского снаряда – те самые два шрама на лице. После госпиталя,
где он провалялся до конца весны, Иван Степанович вернулся в родную
часть уже старлеем и с новеньким орденом Красной Звезды на
гимнастерке. Ну, а три месяца назад, в марте сорок первого, Минаев
получил капитанское звание и принял под командование полнокровный
батальон. Не женат, детей не имеет, из семьи – только мать,
проживающая в небольшом поселке Новочеркасского района.
Вот и вся немудреная жизнь того, чье
тело он сейчас занимает, уложившаяся в несколько секунд
воспоминаний. Прямая, словно штык от трехлинейной винтовки –
полуголодное и холодное детство, проведенная в училищных стенах и
продуваемых всеми ветрами палатках летних лагерей юность – и
зрелость, которой суждено совпасть во времени с самой кровавой в
человеческой истории войной. О которой капитан Иван Минаев – в
отличие от капитана Сергея Кобрина - пока не знал. Хоть, наверняка,
догадывался: память реципиента хранила воспоминания о
политзанятиях, где комиссар, рассказывая о нерушимой дружбе и
союзническом долге между СССР и Германией, одновременно напоминал о
необходимости удвоить бдительность и быть готовым в любой момент
отразить вероломный удар коварного врага. Да и в ведущихся на
досуге между красными командирами разговорах никто особо не
сомневался в скором начале войны. И противник назывался вполне
определенно – те самые «друзья-союзники», чьи разведывательные
самолеты в последние недели что-то уж больно часто «случайно»
перелетали госграницу и подолгу барражировали над советской
территорией, производя аэрофотосъемку и наблюдая за передислокацией
войск.