– Где? – проколотые брови удивленно взлетели вверх.
Герка сосредоточился, пытаясь унять дрожь, и это ему почти
удалось. По крайней мере, буквы в словах перестали предательски
подпрыгивать.
– Здесь. Только что, – выдавил он.
– Тебя хотели избить, а я спасла твою задницу, вот что, –
устало вздохнула девушка. – Чистая удача, кстати. Второй раз может
не сработать, так что, давай, ноги в руки и…
Черные ноготки вновь попытались сцапать его запястье, но
Герка вывернулся, упрямо мотнул головой.
– Твои татуировки, – он указал подбородком на ее руки. – Это
они их так напугали?
Панкушка взглянула на свои руки так, словно видела их
впервые.
– Какие татуировки? – голос невинный, а глаза хитрющие,
лисьи.
Герка насупился, всем видом показывая, что его так просто не
проведешь. Видимо решив, что на споры сейчас нет времени, панкушка,
поджав губы, кивнула.
– Лааадушки… Феня только с партаками безотказно срабатывает.
Языком молоть всякий может, а вот наколки – это уже весомо. Матерый
урка, конечно, такие вещи в два счета расколет. А эти… – она
скривилась. – Что со шпаны взять? Для них тюрьма – романтика, а
любой вор – авторитет. Элементарная психология.
– Да на черта мне твоя психология?! – взбеленился Герка. –
Чего ты мне голову морочишь?! Где татуировки? Куда они делись?! Я
же их видел! И откуда они вообще у тебя взялись?! И почему всем
вдруг резко потребовались мои деньги?!
Он едва ли заметил, как панкушка все
же поймала его за руку, настойчиво увлекая к выходу из парка.
– Наконец-то правильный вопрос! Дал бы им этот пятак, да
дело с концом! – ловко ушла она от ответа. – Нафига ты
геройствовать начал? Меня еще впутал, блин…
– Да кто тебя просил впутываться!? –
не выдержав, заорал Гера. – Чего вы все вообще ко мне привязались!?
Я и так уже все, что было, отдал! Нету у меня больше ничего!
Нету!
– Н-да? – панкушка оценивающе
посмотрела ему в глаза, словно проверяя, не врет ли. – А это
что?
Покрытый черным лаком ноготок
ткнулся в запястье Герки, оставив на коже след в форме полумесяца.
Чуть выше «браслета» из толстой суровой нитки, на котором болталась
потемневшая от грязи и времени пятирублевая монета.
***