Её можно разделить не только по принципу времени, но и по содержанию. Она бывает образной (зрительной), словесно-логической (слуховой), эмоциональной и кинестетической (движение, запах, вкус). Чаще всего у человека ведущим является какой-нибудь один вид, но случаются и комбинации: образно-эмоциональная память, образно-кинестетическая.
Но бывает ли генная память? Может ли человек вспомнить то, что случилось не с ним, а с его далёкими предками? Многие из нас переживали странное чувство, будто «это со мной уже было», состояние дежавю. Наверное, всё же информация, которой владели наши предки, не исчезает бесследно, а «переходит» к нам на подсознательном уровне. Иными словами, благодаря генетической памяти мы можем «вспомнить» то, что было с другими людьми, жившими до нас.
О коллективной памяти заговорили после эксперимента над крысами. Нескольких представителей семейства грызунов пугали ярким светом, и их потомство с рождения боялось ярких лампочек, получив в наследство эмоции родителей. Но зачем, с какой целью память подсовывает нам в самый неподходящий момент какие-то воспоминания, которые зачастую к реальности имеют весьма отдаленное отношение? Что происходит у нас в мозгу в тот момент, когда память настойчиво убеждает – это место, в котором мы вроде бы никогда не были, нам знакомо, мы его помним? Кто делает выбор — помнить или забыть? На эти вопросы пока нет ответа.
…С неба, похмуревшего в одночасье, срывался снег. Слюденисто блестела речная гладь. Под ногами – липучее и скользкое месиво: ноябрь, хоть и теплее обычного, такой, наверное, выдается раз в столетие – все равно ноябрь, как ни крути, ни верти.
Мы находились под стометровой кручей обрыва правого склона Оки, в стороне от дорог, ведущих в Павлово и Горбатов.
– Ну чем не лунный пейзаж? — спросил меня Иван Акимович.
Подмечено было точно: ни кустика, ни травинки — голый песок да камень, безжизненный и холодный. Разве что только, в отличие от спутника Земли, воздух всё же присутствовал.
Иван Акимович ворошил палкой сухие, прилетевшие издалека листья, протыкал влажный суглинок, нашпигованный, как сдобная булка изюмом, известняковыми пористыми журавчиками, копался в нежном, рассыпчатом, словно мука тонкого помола, песке, хранящем окаменелые хребты существ, которые погибли много миллионов лет назад, и, наконец, возле большого камня нашёл то, что так долго искал.