Трудовые артели: лейденские ткачи, цветоводы, строители кораблей и лодок, создатели печатных станков и серебряных дел мастера. Работа руками подключает к первоисточникам древнего позабытого величия человека.
Я работаю на самой низкооплачиваемой сезонной работе, и она немного напоминает камино сантьяго. Каждый день новое преодоление, новая радость незнакомого бытия, очищение, смирение и открытие. Камино чистило ноги, а труд по сбору цветов и упаковке мяса и рыбы чистит руки и душу.
Как будто погружаешься сквозь ткань цветка в нутро мироздания, трогая мясо, рыбу, корнеплоды, соединяешься с материей, погружаясь в нее руками, в эту плоть бытия, мертвую и живую одновременно плоть похоти. Конечно, как и в камино, меня не миновал переходный этап заземления, вхождения и адаптации, когда соглашаешься на все тяжкие, этакая болезненная трансформация, во время которой перемещаешься из одного измерения в другое, после чего все становится легким и начинают правильно работать нужные механизмы.
Хотя, конечно, были моменты, когда буквально все в моей новой жизни было настолько несносным, что спасало море, прогулки на велосипеде, коффи шопы, парки, сфинксы, дюны, цветы и птицы, спасали воспоминания о свободе Камино, о дыхании дороги и надежда, что я в этом качестве не навсегда. Иногда я делала себе подарки – например, первый шариковый паркер оранжевого цвета, купленный во время велопрогулок по центру Амстердама.
Спасали меня от тяжести рабских будней и занятия джазом в Антверпене, куда я ездила раз в неделю на автобусе. По мере перемещения из нижних земель в Бельгию, света становилось ощутимо больше. На въезде в Антверпен меня встречала статуя Гермеса с кадуцеем в руках, ракушка Сантьяго рядом с собором, в котором хранятся оригиналы Рубенса, напоминала о верности пути.
В один жаркий летний день после занятий джазом с моим учителем мулатом я сильно напилась бельгийского трипла. Потом все искала сама не зная чего, спрашивала в баре, «где тут у вас что-нибудь личное, местное (personal, local)». В итоге заснула на лавочке в еврейском квартале. Словно призраки проезжали ортодоксальные евреи на велосипедах вдоль витрин алмазных магазинов. Уже под утро я купила билет на ближайший автобус до амстердама и обнаружила в сумке забычкованный косяк, который помог снять похмелье. После месяца рабского обезличенного труда, курения, влюбленностей и постоянных стычек с соседями поляками, мне опостылела эта реальность и механическая сезонная работа. Постоянство, с которым я забывала, где припарковала свой велосипед, являлось следствием количества косяков на единицу времени и пространства.