- Не отошлю, не волнуйтесь, - широко
улыбнулся научник. – Вообще-то я здесь так, по большому счету,
проформы ради. Всем управляет главный компьютер, полагаю, вы
знаете. Только никакой я не братишка, тарщ капитан, сестренка
скорее. Девушка я, прапорщик Ветвицкая, младший научный
сотрудник.
- Кхм… простите, - смутился Сергей,
мгновенно успев пожалеть и про излишне юморной тон, и особенно про
«пописать». – Глупо вышло, лишнего наболтал. Начинайте.
- Удачи, - лаборантка легонько сжала
опутанное проводами системы КЖД предплечье. Затянутые латексом
одноразовой перчатки тонкие девичьи пальчики были холодными. –
Возвращайтесь.
Опустилась, едва слышно чмокнув
герметизатором и разом отсекая все звуки извне, прозрачная крышка
«ванны». В лицо пахнуло озоном и какой-то медицинской химией:
внутри медкапсулы установилась стерильная атмосфера, подпертая
избыточным давлением. Матрас под спиной едва ощутимо вздрогнул и
просел, окончательно принимая форму тела лежащего человека.
- Обязательно, я… - хотелось
произнести еще что-то, но мысли уже путались, хаотично сталкиваясь
и отскакивая друг от друга бильярдными шарами. Сознание неумолимо
гасло, плавно погружаясь в темноту. Настало мгновение, когда все
вокруг исчезло. Не осталось ни времени, ни пространства, ни верха,
ни низа, ни пустоты, ни объема – вообще ничего. То, что являлось
слушателем третьего курса ВАСВ Сергеем Кобриным, внезапно пронизало
эфемерную плоть самого времени, за неуловимый разумом миг преодолев
сотни разделяющих прошлое и будущее лет. И больше не осталось ни
прошлого, ни будущего – одно только настоящее.
Но сам он этого не ощутил.
Просто все вдруг исчезло – и тут же
вернулось обратно.
Совсем в ином качестве,
разумеется…
Лужский рубеж, с.Ивановское,
12 августа 1941 года
Командиру 191-й СД полковнику
Лукьянину[4] отчаянно хотелось спать. А
как иначе, коль лег не раньше двух ночи, а сейчас небо на востоке
уже окрасилось в пастельные тона приближающегося рассвета? Конечно,
уже не июнь, когда светало в начале пятого, и даже не июль, но все
одно, отдохнуть удалось не больше пары-тройки часов. Да и все
последние дни он, мягко говоря, не высыпался. Нет, бывало и хуже,
кто спорит? И по несколько суток без сна обходился. Но сейчас ему
уже сорок один, а вовсе не восемнадцать, как тогда, когда он только
пришел в Красную Армию. В восемнадцатом году, ага. Вот такой вот
словесный каламбур, поскольку был Дмитрий Акимович, что называется,
ровней века. Одна тысяча девятисотого года рождения, проще говоря.
Вроде и не шибко много весен за плечами осталось, что такое для
мужика сорок лет? Но давят, заразы, на плечи все сильнее и сильнее.
Уж больно сложное время было, что для страны, что для него самого.
Сначала Гражданская война, затем разруха и полуголодные первые
полтора десятилетия мирной жизни. Строилась страна, возрождалась и
укреплялась армия. Впрочем, такой ли уж мирной была эта жизнь? И
войн хватало, и внутренние враги не дремали, и империалисты покоя
не давали, стремясь навредить, где только возможно. А когда стало
казаться, что справились да выстояли; что самое сложное позади,
новая война в двери постучалась. Да такая, что снова вопрос о самом
существовании Родины встал. Не такой, как в Гражданскую – куда
острее. Беляки с интервентами опасным врагом были, но немцы с ними
ни в какое сравнение не идут…