раз постаралась оставить меня один на один с произошедшим. А если бы произошло что-то похуже, чем это, и с последствиями, которые могут оказаться намного худшими, что тогда? Эти хозяева тем более постараются
ОБЯЗАТЕЛЬНО остаться в стороне? Зачем им чьи-то проблемы? А зачем мне нужна была такая работа?
ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО апреля утром я узнал от Гали, что вечером будет «собрание», на котором всё ДОЛЖНЫ были ОБЯЗАТЕЛЬНО присутствовать. Это новость вызвала у меня раздражение в крови. Зачем мне это «собрание»? К чему оно было: к худшему или лучшему? У нас что-то могло прибавиться или, скорее, убавиться? Если сами хозяева позволяют себе отстраняться от всего, что считают лишним для себя, зачем мне нужно было их «собрание»? Я, может быть, и не пошёл бы на пекарню ради какого-то «собрания», но в этот вечер как раз мне и так нужно было приходить на работу.
По всей видимости, хозяева посчитали, что их положение стало достаточно прочным, и решили пойти в наступление на ту сторону, которую собрались оставить ВИНОВАТОЙ за союз с чем-то преступным. Хозяйка сорвалась с ОБВИНЕНИЯМИ в ту сторону, где стояли нанятые ими люди. Она стала говорить им, чтобы они не считали, что она с мужем деньги лопатами гребут. Она несколько раз ПОВТОРИЛА, что они не могут платить больше.
Мне не понравилось, что эта пекарня стала выглядеть таким местом, где хозяева решили ДЕЛАТЬ жизнь по своим ПРАВИЛАМ. Мне не понравилось, что хозяйка стала говорить так, словно она ВПОЛНЕ могла решать, как и с кем ей поступить, словно её решения могли имели какую-то судьбоносную роль.
Конечно, они не могли платить больше. Их дочь УЧИЛАСЬ в краевом центре, получала высшее образование на платной основе. Ей же нужно было покупать экзамены. К ней же нужно было чуть ли не каждый месяц ездить на машине, которую далеко не каждый мог себе позволить купить, если не ДВА раза в месяц, чтобы отвезти ей ПОЛНЫЙ багажник продуктов и деньги. У них ещё и сынок подрастал. Ему же нужно будет и купить машину, и дом построить. И дочке нужно будет дом построить и машину купить. На пекарне все работали на благосостояние одной семьи. И у этих, кто там работал, словно не было ни семей, ни детей, и никаких трат, чтобы эти дети могли УЧИТЬСЯ в школе. И в школе не было никаких поборов с родителей.