«Они уже у… у Селаниры», – Кристоф назвал императрицу Елизавету тем прежним именем, под которым она проходила в переписке. – «И она сделает с ними все, что пожелает нужным».
«Их ей отдали вы?» – нынче Саша снова находился на грани обморока. Что-то высосало из него все силы. И это «что-то» – не болезнь и не заботы.
«Ну а кто же?»
«Вы не знаете, о ком в них говорилось?» – в голосе его адъютанта послышалась некая безнадежность.
«Меня просветила принцесса Амалия Баденская», – признался Кристоф. – «Но я могу поклясться, что ничего не читал».
«Правда?»
«Не до того было. Не веришь разве?»
«Амалия…», – прошептал Рибопьер. – «Медуза… Это все из-за нее».
«Представляю», – произнес Кристоф. – «И лучше скажи честно, что у тебя с ней было такое крамольное? А то она уже тебя приревновала к моей жене, увидев вас беседующими рядом с нашим домом. Кстати, более так не делай, а то, как видишь, мы имеем несчастье жить на всеобщем обозрении, и любые наши перемещения горячо обсуждаются самыми высокопоставленными лицами».
Адъютант его молчал, похоронив свое болезненно-бледное, но все еще красивое лицо в ладонях.
«Саша, это важно», – в нетерпении произнес граф. – «Она что, тебя любит?»
«Нет. Но меня она уже не отпустит от себя», – выдавил из себя Рибопьер.
Что ж, ожидаемо. Амалия относилась к такому требовательно-истеричному типу женщин, которые Кристофу всегда претили. К счастью, он с ними почти не встречался. И желание повелевать принять за любовь крайне просто.
«Это по ее приказанию тебя избили?» – продолжал задавать вопросы Кристоф.
«Я не знаю…»
«Как все случилось? Можешь хотя бы мне поведать?»
И Саша рассказал. По его словам, когда он подъезжал уже к Пензе, на его экипаж напали. Сперва он подумал, что это разбойники, и попытался отбиться, расстрелял все патроны, которых у него вообще было немного, и, кажется, убил двоих, но тех было больше. Нападавшие разделились на две группы. Одни вытащили из кареты двух его слуг и кучера, и умело с ними расправились. Рибопьер понял, что лакея и кучера избили до смерти, а лакею удалось уцелеть, и сейчас он лежит ни жив ни мертв в имении. Другие принялись бить самого господина, потом обшарили его, никаких ценностей, как в тот раз, близ Вены, не взяли. Саша сопротивлялся как мог, и вот тогда ему переломили левую руку. Прежде чем потерять сознание, он услышал, как кто-то сказал: «Вот сволочь! При нем ничего нет!»