«Остается только любоваться со стороны, благо, там есть на что посмотреть», – Кристоф вспомнил дивную, словно с картины старинного живописца сошедшую графиню Марию Нарышкину. Потом отчего-то подумал, что вся ее родня нынче осталась более чем приближенной ко Двору.
«Да, не то что раньше», – усмехнулся Долгоруков. – «Впрочем, как ты там говорил: „Подобное тянется к подобному“?»
«Учти только, что это сказал не я», – Кристофу отчего-то стало мутно на душе, лишь только друг намекнул на покойного Павла. Его всячески старались забыть, а если вспоминали, то с молодечеством. Каждый его знакомый при откровенном разговоре непременно упоминал, что поучаствовал в «славном деле» и вовсю преувеличивал свою роль в заговоре. Даже сидящий нынче напротив Кристофа князь Петр, который был при своем полку, но на страже не стоял, всячески намекал, что «помогал избавиться от тирана». Граф Ливен понимал чувства тех, кто так полагает, но высказанные вслух, они носили в себе нехороший осадок. Еще и государь мрачен и растерян, даже высказывал давеча при нем, Кристофе, и Волконском, что не хочет короноваться. «Я готов уступить трон матери», – произнес Александр отчаянно. – «Раз она сего от меня добивается своим молчанием и тихим презрением. Лишь бы меня простили…» Конечно, Ливен и Волконский начали его хором переубеждать не совершать столь опрометчивых поступков, а покориться воле всевышнего.
«Я вот что думаю», – произнес Ливен, переводя разговор на другое. – «Только не обижайся. Видишь ли, Пьер, чем громче ты присваиваешь себе сомнительные заслуги, тем более отталкиваешь от себя императора. Знаешь ли, что с Паленом стало?»
«И по заслугам», – подхватил Долгоруков. – «Нечего было так вести себя!»
С Паленом вообще вышло нехорошо, но Кристоф старался об этом не думать. Вспомнил строки из письма Десятого, написанного им как раз накануне его отъезда в курляндское имение – навсегда: «Кому гнить, кому цвести… И ничему более не удивляйся». Кристоф тогда подумал, будто Десятый написал это послание, будучи мертвецки пьяным, и, судя по всему, был недалек от истины – строчки падали вниз, буквы были неразборчивыми, в нескольких местах письмо выглядело так, словно побывало в воде. «На его месте я бы тоже в запой ушел», – подумал тогда Кристоф.
«А так, я все, конечно, понимаю, не надо рассказывать», – продолжил князь Петр. – «Но мы-то большего заслуживаем, чем эти вот… Разве не согласен?»