…Именно поэтому в беседе с самим имамом Джемалдин-бек умело сыграл на его верности своему слову, своим «железным» низамам79, которым следовали все горцы от последнего поденщика до знатнейшего наиба.
* * *
− Перед лицом Аллаха, Пророка и твоим, о Всесильный правитель… я готов поклясться здоровьем своих детей… Дзахо Бехоев, полукровка из Аргуни, похитил нашу Бици… Ужели дозволишь коршуну унести голубку в своих когтях из родного гнезда? Ужели отступишься, о неотступный имам, от своих низамов и дозволишь опозорить честь нашего рода, который предан тебе, как кинжал ножнам?
− Ты утверждаешь, что аул Аргуни протянул руку помощи нашим врагам? Как это может быть, чтобы народ предал свою родину? За их спинами родное ущелье, родной аул… следовательно, их колыбель, их совесть…
− Но, повелитель!
− А этот, как его, полукровка?.. − Шамиль, не шевелясь, пристально посмотрел на своего мюршида.
− Дзахо Бехоев, мой повелитель.
− Он осетин?
− По крови матери, повелитель.
− Так значит, Дзахо? И ты точно знаешь, что он увез ее в свое ущелье?
− У меня есть свидетели. Известный тебе алдары Тахир, племянник уважаемого Ханпаши, уже отправился со своими людьми в Аргуни… Но родственники Бехоева… их много, имам… Они могут не выдать вора… Как бы не пролилась кровь.
− Старая история… − Шамиль глубокомысленно задумался. − Но, может быть, они любят друг друга? Девушка нашла себе жениха… Ушла с ним. Не лучше ли вам ждать почетных гостей и приглашения на пир? За кукурузными лепешками и жирной бараниной вы быстрее договоритесь о маслаате, чем с оружием в руках?
«Событие, не выходящее из ряда вон для наших гор, − подумал имам. − Обычное дело, что родственники оценивают девушку, как доходную статью, и хотят поиметь побольше. Возможно, ахильчиевский род попусту беспокоит меня?.. Вайнахи жадны до денег…»
− Все так, повелитель, но ее ведь у нас похитили! − не унимался разгневанный Джемалдин-бек. − Не по своей воле… похитили! Разве твой низам о запрете похищения невест не распространяется на всю Чечню?
− Закон для всех один80, − потирая колено, усмехнулся Шамиль и обернулся к обступившим его мюридам. Прославленные горцы одобрительно загудели на разные голоса. Имам пригубил пиалу с зеленым чаем, смакуя душистую чашу, и снова посмотрел в мерцавшие возбуждением глаза родовитого чеченца.