Людовик спрыгнул с коня, Гастон последовал его примеру. С минуту мать и сыновья молча смотрели друг на друга, затем Людовик мягко обнял королеву и притянул к себе.
– Ну вот вы и в моих руках, матушка, – негромко сказал он полушутя, – уж больше я вас не выпущу!
– Вам нетрудно будет удержать меня, сударь, – глухо отвечала Мария, – ведь я уверена, что такой сын, как вы, всегда будет относиться ко мне как к матери.
Глава 8. В любви и на войне
Ришелье велел опустить шторы на окнах и никому не входить. Мигрень, измучившая его за вчерашний день, как будто отступила, однако еще порой напоминала о себе, стальным обручем стискивая голову и лопаясь жаркой болью в затылке. Сейчас бы лежать в мягкой темноте и ни о чем не думать, а думать надо. Ришелье зажмурил глаза и потер пальцами переносицу.
Эту новость ему сообщил отец Жозеф – другому человеку епископ, пожалуй, и не поверил бы. Люинь предлагал брачный союз, прося для своего племянника руки мадемуазель дю Пон де Курле, племянницы Ришелье. Что он опять затеял, зачем ему это нужно? По правде говоря, Ришелье растерялся. Отец Жозеф дал ему понять, что на его месте не отверг бы такого предложения, но Ришелье все еще пребывал в нерешительности. Он долго и жарко молился, прося Господа вразумить его, дать ему знак. Люинь, конечно, с каждым днем приобретал все большее влияние в стране и при дворе, перед ним заискивали, его ненавидели и боялись, но судьба его предшественника – Кончини – еще не стерлась из памяти. Однажды Ришелье уже делал ставку на временщика, причем не заигрывая с ним открыто, – и что получилось? Теперь же ему предлагают ни много ни мало породниться с фаворитом. Как бы колесо Фортуны, повернувшись в очередной раз, не подмяло его под себя…
Ришелье сообщил обо всем Марии Медичи, и та, не раздумывая, приказала ему согласиться. Мария все еще была напугана недавними событиями, несмотря на радушный прием, оказанный ей в столице. Чувствуя, как начинает ломить в затылке, Ришелье написал зятю и велел привезти дочь в Париж, пока ни о чем ей не говоря, якобы для представления ко двору.
Нельзя сказать, что письмо шурина обрадовало господина дю Пон де Курле. После авиньонской ссылки он дал себе зарок: держаться подальше от двора и его интриг. Слава Богу, все остались живы, и для дочки сыскался жених – ее кузен Симон де Виньерон. Правда, он небогат, но и бедствовать им не придется. И вот теперь – пожалуйста, новые хлопоты. И все же после бессонной ночи, проведенной в мучительных раздумьях о судьбе – в конце концов, разве может человек знать, в чем его счастье? – он приказал дочери укладывать дорожные сундуки.